Марина Столбунская - О чем тоскует могильщик?

– Шутите? – усмехнулась Крис.

– Какие шутки, гражданочка? Вы шляетесь по складу торгового центра, грубите полиции. Откуда мне знать, может, вы террористка и заложили здесь бомбу, только две недели назад была эвакуация. Вы от какой торговой точки?

– Я из гостиницы, администратор, вот бейджик. Не видите?

– Бейджик, гражданка, это не документ. Здесь что делаете как администратор гостиницы?

Крис могла бы сказать Пашину фамилию, и от нее наверняка бы отстали, но это было выше ее сил.

– У меня здесь была встреча. А после я пошла не в ту сторону и заблудилась. Вот и все. Мне просто надо найти выход.

– С кем встреча?

– Не могу сказать, – упрямилась она.

– Ну, – он махнул рукой и усмехнулся, – берите ее, ребята.

– Эй, вы чего? Совсем спятили? – Крис умело увернулась от захвата, но тем только усугубила свое положение.

– Смотри-ка, она и приемчиками владеет, – уже не на шутку заинтересовались полицейские.

Девушка сдалась, разумно решив более не усложнять ситуацию.

Телефон забрали, а больше ничего у нее и не было, выскочила налегке, без сумочки. Можно было бы попытаться вежливо попросить отпустить или позвонить хотя бы Маше, но помешал уже запущенный механизм отрицания и сопротивления, да еще добавилась упрямая женская гордость. Хороши представители закона! Впихнули ни в чем не повинную девушку в клетку с плохо пахнущими бомжами, не переставая отпускать ехидные замечания и ржать.

Крис чувствовала себя так, будто ей дали под дых и какое-то время было нечем дышать, но сейчас, вот-вот еще немного, и отпустит, не в первый же раз. Сколько Крис себя помнила, сценарий всегда был одним и тем же. Скачешь беззаботной веселой девочкой, открытой миру, людям, а они раз за разом бьют тебя в солнечное сплетение. Но девочка не унывает, отдышавшись, снова щедро и искренне делится радостью своей души. До следующего удара. Наблюдая в троллейбусе за лицами женщин среднего возраста, она всегда удивлялась, что заставляло их принимать такие унылые выражения и почему уголки их губ чаще всего опущены, и глаза потухшие. Вот у нее на лице все иначе: и улыбка, и огоньки. Поначалу она винила этих женщин, но со временем стала все больше понимать, что это зависит от того, сколько раз они получали под дых.

Горькая обида не отпускала, уже не на Саню, не на Пашку, а на этих довольных своей низостью представителей закона. Сесть она не могла, хотя бомжи подвинулись, освободив ей место на скамейке. Они были грязными, вонючими, пьяными, жалкими, но такими беззащитными и смиренными перед этими шакалами в униформе.

По одному их выводили из клетки и били, просто били, а после отпускали, удовлетворив свою не поддающуюся разуму Кристины страсть. И при этом кидали в ее адрес комментарии, что, мол, жди и до тебя очередь дойдет, только после них и тобой займемся. Страха не было, все казалось нереально мерзким. Она была уверена в своей безопасности, ведь одно дело – бить бесправного бомжа, и совсем другое – полноценную гражданку общества, администратора гостиницы. Дальше слов их издевательства над ней не пойдут, но она чувствовала, что уже никогда не сможет быть прежней после увиденного.

Четыре часа Крис стояла, будто ей в позвоночник вбили кол, не отрывая взгляда от происходящего, пока бомжи не закончились, и уставшие, но довольные полицейские не уселись, развалившись, на своих местах. В клетке она осталась одна.

– Фамилия, имя, отчество? – произнес немного утомленным голосом главный из них, все тот же щуплый отморозок, потирая руки.

– Карельская Кристина Валерьевна, – сухо ответила она.

– Дата рождения?

– 10 сентября 1987 года. – Он записывал в журнал.

Дальше последовали вопросы о месте жительства, образовании, работе.

– Остался один вопрос, и от него зависит, как долго ты будешь сидеть в клетке. Что ты делала в подвале? Советую говорить правду, а то в террористки запишем. – Они снова заржали.

Стыдно, очень стыдно, но она решила, что выйти сейчас важнее, ведь ее уже четыре часа нет на рабочем месте, и начальница исходит гневом, это она чувствовала даже на расстоянии всей своей кожей.

– За своим парнем следила, он мне изменяет, – не удержавшись от того, чтобы густо покраснеть, выдавила девушка.

Раздался еще более мерзкий смех.

– И кто он? Фамилия? Говори, без этого не отпустим, – измывался прыткий.

– Красин, – произнесла Крис из последних сил, чувствуя, что большей издевки не выдержит и начнет плакать.

– Пашка Красин. – Они заливались.