Ксения Фрида - Жёны Ра

– Ра? Что это значит – Ра? Это как Бог Солнца?

– Да, Лиз, как Бог Солнца.

– И ты не скажешь, как тебя зовут?

– Джамиль. Можно просто Джа. Ты знаешь, что Елизавета – Элишева – с еврейского переводится как «давшая клятву Богу»?

– А ты, стало быть, и есть тот самый бог?

– Ха-ха, возможно. Но есть версия о том, что так называли долгожданных дочерей, вымоленных у Бога.

– Ты скрываешь свое лицо?

– Нет. Тебе не нравится эта страница?

– Мне нравится видеть своих собеседников даже в сети.

– Лови фото.

Он открыл доступ и скинул мне ссылку на альбом. Я внимательно исследовала фотографии.

«Надо же, какой красавчик», – подумала я.

У Джамиля были высокие скулы, прекрасный овал лица, полные губы и копна черных кудрей.

– Откуда ты, Джамиль?

– Из Ливана.

Мой лучший друг любил повторять «Знаешь, кто действительно разбогатеет? Тот, кто сможет продавать чувства. Представь, если бы была технология, которая с точностью определяет, влюбится ли этот мужчина в ту женщину, возникнет ли у них химия? Такой человек мог бы управлять миром! Просто подумай, сколько империй полегло из-за неразделенной любви».

«Мне кажется, ты пересмотрел сериалы на Нетфликсе. Не преувеличивай про империи!». «Ладно, хорошо, но все-таки множество жизней пошло под откос из-за любовных ошибок». «Ты так говоришь, потому что тебе хочется отношений, глупыш».

На следующий день я прочитала статью в Forbes о будущем в технологии знакомств, где несколько экспертов в искусственном интеллекте грезили о чем-то подобном.

– То есть Вы предполагали, что он может быть опасен, но продолжили общение, зачем? – спросил Ричард.

Бурбон приятно провалился в горло.

– Мне нужно было знать, кто он. К тому же так было безопаснее. Держи врагов при себе.

– Это было так важно – знать, кто он? Или важнее было знать, как он к Вам относится?

Я посмотрела вниз на свои ноги в черных колготках.

– Он был единственным человеком, который смотрел на меня с интересом. С интересом, понимаете? Не с вожделением, не с обожанием, не с влюбленностью. Он просто спрашивал, что у меня внутри, что я думаю, что чувствую.

– Это вполне объяснимое поведение, если он использовал техники психического воздействия.

– Наверное, вы правы, – я пожала плечами.

– Вы чувствовали себя одиноко? В момент, когда он появился в Вашей жизни.

– О нет, вот не надо, – я осеклась и замолчала, не зная, что сказать.

Помните «Леди Шалотт» Уотерхауса? Мне удалось лицезреть ее воочию в Лондонском «Тейт», предварительно выкурив косячок в двух кварталах от музея. Так вот, нигде выворачивающее чувство одиночества не накрывало меня сильнее, чем там. Мне казалось, она олицетворяет всех одиноких женщин мира, обманутая самой жизнью, вынужденная ткать волшебное полотно.

Она всего лишь хотела выйти из замка и посмотреть не в зеркало, а на реальный мир. Стремящаяся к любви и погибающая от нее. Полуоткрытый рот, копна огненных волос и смазанный взгляд, полный отчаяния.

И мне казалось, что в этой погребальной лодке, в этой могиле одиночества плывут все отчаявшиеся женщины мира.

Все, проклинающие Ланселотов.

– Это ведь и так очевидно. Было одиноко.

– Я задам Вам один вопрос?

– Задавайте.

– Вы считаете, что чувства – это слабость? Точнее, потребность в любви и близости. Вы не хотите, чтобы кто-либо увидел в Вас эту потребность?

– Ричард… Наверное, не хочу, – мне пришлось согласиться.

– Расскажите, что было дальше, когда вы начали общаться.

Никто не хочет рисковать в мире, где в любой момент можно получить еду и секс с доставкой на дом, а «гарантии» и «безопасность» – нечто большее, чем признаки качества товара или пункты в договоре.

Отношения – слишком рискованная сделка. Куда проще ее суррогат, там мы хотя бы вдоволь можем накричаться о собственном величии.

Нам необходимо, чтобы нам говорили, как мы хороши, или мы начинаем вопить об этом сами. Если этого не происходит, мы проваливаемся в огромную черную дыру боли.

Мы – поколение людей, которые знают о сексе больше, чем о любви, и то только в теории. Мы – поколение, чьи зародышевые убеждения о семье и браке рухнули дважды. Первый раз – в мире нахлынувшего потребительства, второй – цифрового одиночества.

Bombing love Джамиля быстро разбился об обыденность и уступил место дружеским перепискам. Мы нашли общий язык. Он был младше, но прекрасно разбирался в искусстве, культуре и истории и при этом не был навязчивым. Все текло в своем неспешном ритме, пока в один мартовский вечер Джамиль не написал: