Нателла Погосян - Дом на Северной улице. История одного детства

Я внимательно посмотрела на сервант, и решение пришло само собой. Можно было открыть один из его нижних ящиков, подняться по ящику, как по лестнице, дотянуться до ключа, открыть дверцу, и вот она, вторая полка снизу. Останется только открыть крышку соусницы, а там уже и заколки. Аккуратно, стараясь не шуметь, я выдвинула ящик, осторожно, на цыпочках, встала в него ногами, взялась за ключик, покрутила вправо, замочек щелкнул и открылся. Одновременно с замочком что-то щелкнуло под ногами. Это было дно ящика, которое так и норовило провалиться, поэтому медлить было нельзя. Быстрым движением руки я распахнула дверцу серванта, потянулась к заветной посудине, и тут под ногами раздался хруст – дно ящика треснуло прямо посередине. Пытаясь удержать равновесие, я обеими руками схватилась за полку, на которой стояла заветная соусница, а полка тотчас же наклонилась вниз и предательски стряхнула с себя все мамины кредитные сервизы, как мусорная машина стряхивает мусор на свалке. В какие-то доли секунды папа выскочил из спальни и оказался прямо у груды импортных осколков, с которых на нас укоризненно смотрели жар-птицы. Я расплакалась.

Папа взял меня на руки, бережно посадил на диван и молча убрал осколки. Вскоре с работы пришла мама. Она вошла в зал, увидела пустую полку, в ужасе посмотрела на папу, а он, не дожидаясь вопроса, ответил: «Нателла хотела достать заколки». Мама не ругалась, она смотрела на нас удивленными глазами, из которых медленно катились большие, прозрачные слезы. Больше мои заколки в серванте не хранились, а ключ от серванта был спрятан подальше.

Когда познакомились мои родители, маме было двадцать восемь. К этому времени она успела познать все прелести семейной жизни: мама уже девять лет как была в разводе и одна воспитывала десятилетнюю дочку Свету.

Мама тогда работала нормировщицей (что бы это ни значило) в некой строительной организации и целыми днями была на работе. Невысокая пухленькая хохотушка с зелеными глазами и копной длинных волос каштанового цвета, она всегда была в центре внимания всего Менделеевска: яркая, модная, невероятно общительная и энергичная, ну и дочь известных в городе родителей, чего уж там.

Жизнь мамы и Светы кардинально изменилась, когда в ней появились мой папа и я. Забила ключом, можно сказать, засияла всеми цветами радуги.

Конечно, сначала в их жизни появился только папа. Он с первого дня начал носить Светке жвачки и прочие дефицитные штуки, способные растопить сердце любого советского ребенка, тем самым медленно, но верно создавая почву для новой семьи. А уж потом, через три года, пожаловала и я.

Надо сказать, что своим рождением я внесла существенный вклад в отношения моей мамы с ее мамой, моей абикой ( от тат. «әби» – бабушка). Фагиля, так звали мою абику, не воспринимала нового зятя всерьез – молодой, приезжий, не татарин и даже не русский, еще и с характером. Дочь советов матери не слушала, твердо отстаивала свой выбор, и после очередного скандала на эту тему женщины рассорились и перестали общаться.

Мир был восстановлен в день, когда нежеланный зять появился на пороге у тещи, и, глядя на нее своими огромными карими глазами, попросил помочь подготовить квартиру к приезду из роддома ее дочери с маленькой внучкой. Тещино сердце внезапно оттаяло, и она согласилась.

Тринадцатилетняя Светка, или, как я ее называла, Тетя (не тётя, а именно Тетя) сразу взяла надо мной шефство. Погулять с коляской, покормить маминым молоком из бутылочки, пока мама занята хозяйством, умыть, переодеть, поиграть – со всеми этими задачами она справлялась «на ура». Когда мне исполнилось шесть месяцев, и Тетя увидела в моих глазах интеллект, она серьезно взялась за мое воспитание: разрезала школьную тетрадь на две равных половинки, аккуратно вывела на одной мои имя и фамилию, разлиновала каждую страничку, и стала вести дневник. В дневнике она записывала, как и что я ем, по дням, и по часам, и ставила мне за это оценки. Судя по всему, ела я из ряда вон плохо, потому что никакой медали за успехи в питании я в итоге не получила, но уверена, что именно тогда я решила наверстать упущенное и стать отличницей, если не в Светкиной, то хотя бы в обычной школе.

Время шло, Светка из подростка превращалась в девушку, и пеленки да кашки ее привлекали все меньше, зато все больше тянуло к подружкам, на улицу, в кино.