Любовь Сушко - Восставший из пепла. Князья и воины

– Тебе придется смириться и с тем, что он подчинит сначала твою Тверь распрекрасную, потому что не может быть по-другому. Все еще помнят о битве на Калке, когда все пошли каждый за себя, и не договорились о том, кто над всеми встанет. И получился татарский пир на костях ваших.

Дмитрию только и остается учиться на ошибках ваших, и надо простить и объединиться. Он понимал, что говорит как один из монахов, но иногда и вечные его противники говорят правду, это надо признать.

– Легко говорить тому, кто всем сват и брат, для него нет ни врагов, ни друзей – все едины, а каково ему признать предателя и Москву захудалую столицей. С самого начала был он на крови основан, когда вероломный Юрий убил купца-основателя его и сам стал там княжить. А что потом на проклятой земле творилось, и вспомнить противно. Как мог на том самом навозе какой-то богатырь вырасти, разве может быть он не ущербен?

И почему у них все всегда из дерьма должно было расти? Горькое сознавать было такое.

– У тебя еще будет время для раздумий, – на прощание говорил ему бес.

Время и на самом деле будет. Только что тут думать, с Дмитрием или с чертом рогатым надо подниматься против татарвы. Мальчишка пока ничего дурного не сделал. А если вспомнить его собственного сына, то можно подумать, что его отцом был сам Иван Калита. Но и об этом лучше не думать совсем. Не в прошлом надо копаться, а в грядущее заглянуть.

Еще не отзвучали молебны после похорон одного из самых ярких, странных противоречивых князей московских Симеона, прозванного Гордым, но жизнь уже текла своим чередом. И все, еще живые убеждались в очередной раз, что ей не будет конца и края.

– Татары будут побиты, говорил над могилой крестный юного князя Дмитрия митрополит Алексей.

Но пока он понимал, что слишком велика смута в сердцах людей, только что похоронивших своего князя, и с недоверием всматривающихся в лицо юнца.

Он хотел верить в то, что именно этот мальчик поможет их миру восстать из праха, подобно сказочной птице и обрести новую жизнь. И снова появится удивительный мир, называемый Русью.

Его не было даже при прадедах их, оставались только удельные княжества. Но со временем все должно перемениться. И та страна единая, о которой пели в былинах и протяжных песнях, снова возникнет и в реальности, как во времена Гостомысла или внука его Рюрика, из-за моря по зову деда вернувшегося назад. А потом все распалось, потонуло в крови, когда неразумные внуки и правнуки хотели потопить в крови этот чудесный мир.

Всегда были города и княжества, но никогда единства не было. И от Киева только легенды остались, а от Галича и следа в мире этом не было больше. А что было? Сильный и могущественный Чернигов – приют для всех обиженных и несчастных князей, вечно враждующая гордячка-Тверь, которая никогда не простит москвича своего унижения, всегда битая, униженная, но каким-то чудом восстающая из руин Рязань.

К Москве был ближе Владимир, но разве можно рассчитывать на это гнездовье младших князей, готовых в сражение за власть ринуться? А сама Москва, словно гриб после дождя сначала созданная Юрием, а потом внуком его Иваном Калитой отстроенная заново.

Во всех пророчествах она была обращена в будущее. И то ли пророчества эти сами исполнялись, то ли люди все делали для того, чтобы так было и в реальности. И вот нынче, мальчик, которому впору еще со сверстниками своими играть, он должен принять власть и думать о том, как избавиться от татарвы проклятой, объединить эти земли и двинуться дальше.

Симеон ушел рано. Если бы лет пять продержался, тогда Дмитрию четырнадцать бы исполнилось. Но он ждать не стал. Остался митрополит, которому не своим делом заниматься придется, но он понимает, что нет у него другого выхода. Он хотел уничтожить рабство. Хотя многое переменилось за эти столетия, ханы крестились, желая слиться с русичами, но его не обманешь. Он боролся и дальше будет с ними бороться.

№№№№№№

Бес тем временем пробрался к татарскому стану. Надо было посмотреть, что и как там происходит. Новый хан так и не дождался к себе Симеона. Он наслышан был о гордости и непреклонности его, и был уверен, что тот и помер только для того, чтобы не склонить головы своей перед истинным властелином. Но кто же теперь к нему пожалует. Священник?

Хан был молод, и он боялся служителей любой чужой веры. А этот стар, много пережил, может коварством и хитростью все затмить. Он не собирался принимать христианства, твердо веря, что его предшественники ничего путного не сделали только потому, что взоры свои к чужим богам обратили.