Светлана Данилина - Гуманитарная миссия

Из школы выскочила стайка весело галдевших младшеклассниц и побежала к трамваю. Последней как-то неуклюже неслась девочка в небрежно надвинутом на голову сиреневом берете с торчавшей из-под него толстой-претолстой светло-русой косой, увенчанной фиолетовой резинкой на крупно вьющемся кончике. За собой в одной руке она чуть ли не по земле волочила сиреневый, такого же цвета, что и берет, ранец, а в другой руке держала обруч, который сильно мешал ей двигаться.

Тем не менее девочка успевала за всеми. Но бежать ей было неловко, и она, не очень-то глядя по сторонам, могла запросто со всего маху двинуть этим обручем как раз по стоявшей на остановке тётеньке. Однако в спешке девочка ничего не видела. Шурочка быстро посторонилась, отступив на шаг назад, чем и спаслась от попадания обручем, скорее всего, по лицу.

Девочка даже не заметила неслучившегося казуса, догнала одноклассниц, они впрыгнули в подъехавший трамвай, а Шурочка праздно посмотрела им вслед.

Она увидела девочкин профиль, девочкины щёки и вдруг ахнула про себя. Ни у кого в мире не могло быть таких щёк! Больших, пухлых и розовых. Того клубничного оттенка, которым отливали Маринкины чуть шероховатые щёки с несколькими мелкими родинками, памятными Шурочке с детства. Она их видела, когда подружки в детстве вместе катались с горки на санках, бегали кроссы на школьном стадионе и танцевали на дискотеках. Всегда у Маринки были такие горевшие ярким огнём, похожие на мягкие и свежие сдобные булки, щёки. И ни у кого другого в мире их быть не могло. Разве что у её дочери. И толстые косы тоже были Маринкиными, и ничьими другими быть не могли.

Все эти реминисценции, а заодно и осознание факта промелькнули в Шурочкиной голове мгновенно. И она забыла, что чудом убереглась от удара, отступив с тротуара на газон. И ещё она поняла, что в один миг простила бы девочке это своё нечаянное столкновение с хулахупом. Потому что знала, как это могло бы произойти с её порывистой в движениях подругой в детстве, в юности, да, наверное, и теперь. Потому что это была Маринка, её лучшая подруга, о которой она знала всё, ну или почти всё.

– И вдобавок ко всему она влюбилась, – продолжала жаловаться Марина.

– Ну, конечно, шестнадцать лет, – принялась оправдывать и защищать дитя Шурочка, – ты себя вспомни! Мишу, например.

– Какой Миша! – возмутилась Марина. – Какой Миша! Проплыли и забыли! Детство! Я, в отличие от кое-кого, училась хорошо! И уроки каждый день делала! А теперь у нас дома конфеты и букеты! Букеты и конфеты!

– То есть? – уточнила Шурочка.

– Мальчик ей постоянно таскает то цветы, то конфеты. Миша, кстати, – пожаловалась и одновременно засмеялась Марина.

Шурочка даже представила, как подруга жестикулирует, указывая на коробки с конфетами и вазы с цветами.

– Ну и радуйся, – посоветовала Шурочка.

– Чему? – возмущённо сказала Марина. – А какой у неё аттестат будет?

– Бедная, а что за тема? – посочувствовав подруге, перешла к делу и конкретике Шурочка.

– Гончаров. «Обломов», – коротко и угрюмо, но успокаиваясь, ответила Марина.

– Когда? – совсем по-деловому поинтересовалась Шурочка.

– В пятницу. Ну, если сможешь, то пораньше. Чтобы она переписала не в последний момент. В крайнем случае, я перепишу – чтобы совсем уж без ошибок, а то наставит, а я проверить не успею.

– Сделаю, – пообещала Шурочка и взглянула на часы в предощущении бессонной ночи.

Ей очень хотелось помочь и подруге, и девочке.

Конечно, до сочинений ли той?

За работу Шурочка взялась сразу, как только положила трубку.

Она достала из шкафа толстую тёмно-зелёную книгу – одну из своих любимых.

Гончарова Шурочка любила всей душой и время от времени перечитывала. Так же, как и Гоголя, так же, как и Чехова, как и Тургенева, как и всех Толстых. И это не говоря о Серебряном веке, который Шурочка имела обыкновение в качестве иллюстрации к сказанному цитировать.

Она привычно закрылась на кухне, села за стол, пролистала фолиант, обновила и освежила знания, включила ноутбук, заглянула в Интернет, где пробежала критические статьи. После чего взяла стопку чистых листов бумаги и быстро и вдохновенно от руки написала сочинение об Илье Ильиче Обломове, Ольге Ильинской, Андрее Штольце, о неизбывной русской лени и непроходимой инертности, об их причинах, корнях, природе, проявлениях и последствиях. С цитатами и учётом критических отзывов.

По ходу работы она сдерживала в себе взрослого человека и старалась писать с девическими интонациями, юношеским максимализмом, с позиций типичного старшеклассника.