Сергей Ледовских - Три повести

– Умный, между прочим, – дышит мне в затылок Петухова, – талантливый, в самодеятельности выступает. Чацкого сыграл. По геометрии как отвечает! Я после его доказательства в теорему Пифагора влюбилась просто. Чувство юмора – я балдею. Светло-русый, и уши такие…

– Уши!.. – останавливаюсь, наконец, и с усмешкой поворачиваюсь к подруге. – Что ты в этом понимаешь?.. И теорема, между прочим, была о сумме углов треугольника, а не Пифагора!

– Ты тоже обратила внимание? Тебе понравилось доказательство?

– Чушь полная! Стоит твой Чацкий у доски и машет руками, как вертолёт. Шуточки какие-то дурацкие!

– Не знаю, не знаю, годовую пятёрку наш математик кому попало не поставит и на олимпиаду зря не пошлёт. А руками он машет, мне кажется, очень даже выразительно, по делу. Жестикулирует.

– Дожестикулировался однажды. Помнишь? Заходит с Горецким в класс на физику – лабораторная должна была быть, – руками своими размахался, развыступался, оратор, «аркадий райкин» этакий, ничего вокруг себя не видит. На передней парте установка стоит: штатив, зажимы, проводочки. Он на ходу с размаху шарахает эту установку, всё там разлетается, гремит, падает. Физичка Любовь Никаноровна в ужасе и расстройстве подскакивает к нему и в сердцах лупит его ладонью по спине! Теряет лицо советского педагога. Так он её достал!

– Годовую пятёрку наша физичка просто так не поставит.

– Да что ты заладила! Не в пятёрках дело!

– А в чём?

– В отношении.

– В отношении к чему?

– К жизни, например!

– К жизни. По-моему, всё дело в его отношении к тебе лично.

– И в этом тоже, врать не стану.

– Отношение к себе другого человека всегда можно изменить.

– Боже, какая ты мудрая! Что ты хочешь этим сказать?

– Вместо того чтобы «присматриваться и наблюдать», как ты выражаешься, лучше задуматься, а что такого особо гадкого он тебе сделал?

– Савицкий?

– Да.

– Он сказал, ну, что я темнота, и вообще…

– По какому поводу?

– По поводу современной музыки.

– Подумаешь, ты и есть темнота. И слуха музыкального у тебя нет. Он мог сказать не подумав, сгоряча. Ты его чем-то смущаешь постоянно, не пойму я: когда ты поблизости, он вечно говорит какие-то глупости…

– Эти оскорбления, что я слышу от него постоянно, ты называешь глупостями?

– Вот уж и оскорбления. Про «темноту» я уже слышала. Ещё что?

– Он спросил как-то: «Что ты на меня так уставилась?»

– А ты разве не уставилась? Он отвечал у доски по литературе. «Герой нашего времени». Так?.. Возвращается на своё место, а ты смотришь на него, вылупилась. Он и спросил: «Чего смотришь?»

– А зачем он так спросил?

– А зачем ты его гипнотизировала?

– Я гипнотизировала?! Я?! Ну, знаешь! Я с тобой после такого!..

– Поговорили, в общем.

– Поговорили! Пока!

С Петуховой нужно обязательно помириться, иначе – крышка, умру старой нецелованной девой.

В прошлом году это было. Весна стояла буйная такая, апрель с ума сошёл просто. Где та капель, где ручьи, где подснежники?! Забудьте! Просто и жутко стоит натуральная теплынь-жара, зависла над городом так основательно, что хоть загорай. Самое время для футбола, плавания и всего остального…

Являюсь утром второго в школу, и сил просто нет никаких! Мысли разбегаются, словно тараканы от солнечного света. Вы понимаете меня?! Каникулы только-только отгулял, день рождения вчера отпраздновал, настроение почти летнее, а тут – бац! – четвёртая четверть! Нужда и неволя! Невыносимо… Подхожу к кабинету русского и литературы, натыкаюсь на Семёнова с Горецким.

– Именинник! – сообщают они мне глупо торжественно и загадочно. – Взрослый совсем уже.

– Я знаю, – усмехаюсь горько, затем спохватываюсь: – А вы на что намекаете?

– Поздно намекать, – смеются. – Ты женился, Савицкий? Так и говори, не виляй.

– Что за коллективный дебилизм?! Пойдите выспитесь или запишитесь на приём к врачу…

– К венерологу? Мы к нему всегда успеем, – не унимаются товарищи. – Зайди в класс, глянь, там новенькая пришла. Ничего себе, клёвая, в норме. Ты только прикинь её фамилию!

– Я сейчас всё брошу и начну прикидывать её фамилию!.. Ну что? Что за фамилия? – всё больше раздражаюсь и кипячусь я. – Троцкая?! Джонсон?!

– Сам ты Джонсон! – ржут. – Савицкая! Понял?!

– Савицкая. Большое дело, – оторопело рассуждаю я вслух. – Я сам Савицкий, и – ничего. Не жалуюсь… Долбозвоны вы оба, видно за километр невооружённым взглядом. Всё, закончили театр…