Августа Юха - Москва – Ерофеево

Фантазии о великом спасении меня из психушки цвели в голове буйным цветом, заедаемые чаем и бесконечными упаковками с сырными чипсами.

Ближе к 18 часам приехала моя Подруга. Ей предстояло заботиться о моих котах и мне хотелось, чтобы она чувствовала себя как дома, но ощущение, что все не так и что она меня боится, не отпускало меня. Я ощущала себя не собой, не той, с кем она подружилась и кого любила. И мне было стыдно, я ощущала себя такой грязной, что хотелось содрать кожу под кипятком при помощи жесткой мочалки.

Она приготовила себе чай. Я в нервном возбуждении сидела на диване, уже внутренне не ощущая себя дома и не ощущая хоть какого-нибудь спокойствия. Страх перед неизвестностью грыз меня изнутри. Смешиваясь с тоской и отчаяньем от периодических воспоминаний о Нем. О.... как я скучала. Как ныло и плакало мое сознание, моя память, мои руки… тоска была такой невыносимой, что хотелось умереть, лишь бы не жить в мире, где рядом нет Его.

Приехал Олег. Позвонил. Пора. Я обреченно пошла надевать пальто. Руки не слушались, голос дрожал. Подруга тоже волновалась. Я поняла это потому, что она молчала большую часть времени. Обычно она много говорит, но тут притихла. Меня снова накрыло волной стыда. Как же им всем не повезло знать меня.

Улица. Машина. Олег.

Я рада его видеть. Он то немногое, что осталось хорошего в моей жизни. То уверенное и тёплое. Как Папа, только лучше.

Стремительно разворачивается вечерняя дорога под колёсами машины. Уже горят фонари и свет в окнах тех, кому повезло находиться дома. Хочется закричать и убежать обратно. К себе на диван. Но нельзя. Нельзя. Очень важно понимать, что когда даже твои друзья за твою госпитализацию, скорее всего, это единственное, что тебе остаётся, чтобы выжить. В такой ситуации очень важно быть не одному и если не осознавать, то хотя бы видеть, что на тебя кому-то не все равно. Мне повезло с друзьями. Кому-то, может, повезёт с семьёй. Моя семья – Мама и Папа, остались глухи к тому, что происходило. Для них это стало позором семьи и ударом по ним. Какой-то смешной выдумкой от дочери, которая «пересмотрела американских фильмов».

И вот мы на месте. Больница встречает безмолвием и светом в окнах зданий советской постройки. Вход через решётку. Охранник. Прямо по коридору и дверь справа. Стучу.

Садитесь. Рассказывайте.

Отдаю направление. Рассказываю. Врач – женщина яркой внешности с усталостью и безразличием в глазах – расспрашивает обо мне. Рядом с ней пожилая сухая дама с косящими глазами. Меня она пугает своим взглядом сквозь предметы. Мне говорят, что я приехала не туда, что мне нужно в другую больницу и что здесь пациенты гораздо серьёзнее, чем я со своей ерундой. Прошу отпустить меня домой на одну ночь и вернуть направление. Обещаю утром поехать в другую клинику. А у самой в голове клацают мысли – домой домой домой домой, отпустите уже меня, я не хочу ничего, пожалуйста.

Врач остаётся глуха к моим просьбам. Говорит, что не может взять на себя ответственность за мою жизнь и ночь мне придётся провести у них. Страх. Паника. Слёзы. Прошу вас, я не хочу здесь оставаться. Я пришла сама и вы не можете меня здесь держать. Но нет. Нет пути назад. Меня выводит из кабинета сухонькая дама с косящими глазами. В коридоре мои друзья. Обнимаю их, говорю, что они привезли меня не туда. Обливаю пальто Подруги слезами. Обнимаю, как в последний раз.

Поворачиваюсь к Олегу. Он протягивает ко мне руки, улыбается. Он такой красивый. Его глаза сияют добротой и сочувствием, и в этом длинном уродливом коридоре они единственное тёплое и светлое, что осталось в моей стремительно уменьшающейся вселенной. Обнимаю его. И меня уводят. Деревянные двери с замком. Коридор узкий. Поворот. Ещё одна дверь.

Пост медсестры. Меня раздевают до нижнего белья. Выдают ночную рубашку большую не по размеру и цветастый халат. Разрешают взять из привезённый вещей тапочки, смену белья, чай, крендельки. «Москва-Петушки», моё сокровище, остаётся лежать на дне сумки. Её уносят уносят уносят от меня равнодушные руки. Связь с реальным миром, связь с прошлым всё тоньше, всё тоньше. Меня ведут в палату без двери.

Смотровая палата – это такой перевалочный пункт для только поступивших. Она на десять мест, из которых было занято шесть, если считать вместе со мной. У самого входа в палату лежит девушка, она голая и привязанная к кровати. Для того, чтобы привязать пациента, используют длинные тканевые полоски, как бинты, только плотнее. Обычно они свёрнуты в рулоны и хранятся в шкафу с больничными нарядами. Когда ты только поступаешь, тебе ничего нельзя. Отбирают кольца, личные вещи, книги. У меня забрали даже очки. Передвигаться без очков при минус 4,5 очень сложно. Реальность и так трансформируется постоянно, а тут ещё и не хочет обретать четкость.