Лариса Джейкман - Формула счастья

Лучше нее он женщин встречал, и не раз. Другое дело, что оставался верным всегда! Даже сейчас, как на него поглядывает та грустная брюнетка за соседним столиком! Но нет, он «непокобелим», как говорят про него друзья.

Ирка красавица и умница? Ну, умная, да, порой чересчур, а красавица – это понятие относительное. Ему она очень нравилась в молодости, а сейчас привык, что ли. Есть и покрасивее, конечно, хоть эту брюнетку возьми.

Дочь она затюкала учебой и дисциплиной. Нет, она, конечно, любит маму, слов нет. Но кидается к нему со всех ног, когда он возвращается с работы, ждет послабления закрученных до невозможности гаек.

А скучает ли он по ней? Нет, сейчас нет.

И вот так, сравнив свое отношение к Ире с отношением Степана к своей Галочке, он подумал: ну почему так? Тот уже в солидном возрасте и все души в жене не чает, только о ней и говорит. А он, Валерий, наоборот. Да ему и сказать-то нечего.

А вечером следующего дня Степан Петрович как назло попросил его рассказать о семье, о жене. Валерий был краток. Женаты десять лет, в семье все нормально. Дочка растет. Жена Ирина работает в школе, учительствует.

– А вы любите ее? – прозвучал неожиданный вопрос, и Валерий растерялся.

Ему, если честно, не понравилось это внедрение в его личное пространство. Он усмехнулся и решил отшутиться:

– Не любил бы, не с вами бы тут сидел под луной, уж поверьте.

– Ну да, ну да… – ответил Степан и, погрустнев, замолчал.

На следующий день они не виделись. Вернее, после завтрака Степан Петрович как-то быстро исчез и не появлялся до самого вечера.

Валерий провел весь день в одиночестве, гулял по берегу моря, сидел в прибрежном кафе и размышлял о том, что нужно позвонить Ирине. Он звонил ей, конечно. Но разговор всегда был кратким и заканчивался ее фразой: «Ждем тебя».

Было похоже, что она не в курсе его тайного побега от мирской суеты. Ну и к лучшему. Меньше объяснений и расстройств. А то опять по докторам побежит: стресс, бессонница и любимое слово «нелюбовь», которая довела ее до этого состояния.

Валерий брел по коридору в свой номер и, проходя мимо комнаты Степана Петровича, услышал странные звуки, приостановился, прислушался. Он плакал! Слышались всхлипы и даже рыдания. Валерий осторожно постучал и услышал: «Войдите».

Мужчина сидел за столиком, весь в слезах, перед ним лист бумаги, исписанный мелким почерком.

– Что такое?! – изумился Валерий. – Случилось что?

Он испугался не на шутку. Видеть этого словоохотливого, веселого и спокойного человека в таком состоянии было более чем странно.

– Да вот, письмо Галочке пишу, а слов не нахожу. Видите ли, Валерий, у нее день рождения сегодня… Это всегда такая дата для меня. Я давно разговариваю с ней письмами, в церковь я не ходок, – его голос опять дрогнул.

– Почему письмами?! – изумился он. – В день рождения привезли бы ее с собой. Почему же один-то на отдых отправились? – голос звучал строго и с легким раздражением.

– Нет ее. Уже пять лет как нет. Умерла. А я не могу ни забыть, ни отпустить, понимаете? Любил я ее очень, а при жизни показать не смог. Работа, дети, суета, студенты, кафедра, диссертация. А за всем этим и не заметил, как она заболела. На ее жалобы внимания не обращал. Эх!

И это «Эх!» прозвучало так безнадежно, так безрадостно, что Валерий сам чуть не зарыдал. Он сходил в номер, принес бутылку коньяка, виноград, шоколадку и предложил помянуть Галочку в ее день рождения. Степан Петрович согласился охотно.

Просидели почти до рассвета, говорили о женах, о любви, о своих мужских заботах и проблемах. А напоследок Степан Петрович сказал такую фразу:

– Когда они там, за чертой, им наша любовь уже не нужна, Валерик. Любить надо уметь, пока они живы.

Следующим утром Валерий был уже в аэропорту, хотя до окончания отдыха оставалось еще несколько дней. Он вспомнил Ирин грустный голос по телефону, ее отрывистые фразы и слова: «Ждем тебя».

Он летел домой с чувством, что нет у него никого дороже этой неизбалованной жизнью Ирки и его дочки – самых родных и дорогих. И он никогда не простил бы себе, если бы ему на склоне лет пришлось бы вот так писать ей письма туда, где она их никогда не получит и не прочитает.

Ирина встретила его радостно. Обняла, прижалась всем телом. Рядом прыгала дочурка, и жизнь сразу обрела смысл, повернулась к нему своей радостной, счастливой стороной.

А ведь так мало для этого нужно: всего-то знать, что они живы, здоровы, рядом. И как он раньше не понимал этой простой формулы счастья?