Светлана Гершанова - Осколки детства

– Вспомни, ты снимала варежки на улице?

– Горе-то какое, сегодня только седьмое число, как жить будут?

От этих слов у меня слёзы льются ручьём. Я выхожу в метель, возвращаюсь к своему подъезду, поднимаюсь к двери, снова прохожу весь путь до магазина и опять выхожу в метель. Сколько проходит времени? Чем измеряется время?

На мой тихий стук долго никто не отзывается, потом открывается дверь, и я вижу заплаканное мамино лицо и женщину в платке.

Так ясно – седые волосы, круглое доброе лицо, слёзы из-под коротких ресниц…

– Лежали у стенки на снегу. Смотрю – карточки! Боже ж ты мой!

Это всё, что запомнилось за долгую зиму. Больше ни одного лица, ни комнаты, ни слова.

Лето. Мы во Фрунзе, в гостях у тети-Ритиной сестры. Мне дают большущую грушу, которая действительно тает во рту, слишком быстро тает. И обрывок взрослого разговора – здесь, в столице, жизнь очень дорогая. И не стоит отбиваться от остальных, за вас власти хоть как-то отвечают!

И снова мы едем, потом идём пешком. Солнце палит, и очень хочется пить. Помню необыкновенно зелёную траву над жёлтой лужицей. Вода! Кто-то проходит мимо, кто-то ложится, опираясь на руки, и пьёт её пересохшими губами.

Мама проходит, бабушка тащит Вовика за руку. Я отстаю. Вокруг незнакомые люди, и в лужице не осталось воды. Стою над ней несколько секунд и слежу, как она медленно наполняет своё ложе.

Тогда вспомнилось или уже во взрослой жизни связалась эта лужица со сказкой про Алёнушку? Не пей, братец, из копытца, станешь козлёночком!

Лучше стать козлёночком. Напилась и побежала догонять своих.

Уговаривали остаться в колхозе. Тут руки нужны, а их несёт неизвестно куда, хоть в какой-нибудь город, где ни жилья, ни работы!

Хорошие хозяева знали, что людей надо сначала накормить. Длинные деревянные столы в поле, на вольном воздухе, вдоль них лавки. Люди вдоволь поели арбузов и поднимаются из-за стола. Что такое «вдоволь»? Сколько я успела съесть, пока все скибки расхватали?

У меня чёткий план. Сейчас все уйдут смотреть «работу», а я останусь, срежу ножом розовую мякоть с корок и съем, и никто не узнает.

Женщина собирала мусор в ведро и относила в яму. Она ласково на меня поглядывала, и я улыбалась ей.

Мама вернулась хмурая:

– Что ты решила, остаёмся или едем дальше?

– Едем. Какая из меня колхозница, я и вилы не подниму.

– А дочка у вас хозяюшка, – сказала женщина, что убирала со стола, – вы ушли, она все корочки за вами собрала, ножичком посрезала…

У мамы просто руки опустились. И у меня тоже.

Пржевальск. Мы живём отдельно от бабушки, мама, Вовик и я. Комната с тремя кроватями вплотную, двор с крепкими дощатыми воротами. Мама постоянно что-то готовит на двух кирпичах. Тогда ещё стоило сказать, что хочешь есть, и она тут же начинала готовить.

Бабушка жила в двух кварталах от нас. Неля говорит, что они тоже были в Пржевальске, но я их там совсем не помню. Зато помню тётю Любашу, старшую мамину сестру, и её дочку Олю.

Тётя Любаша окончила консерваторию. Она была кормилицей в бабушкиной семье, давала уроки. Только ей в доме покупали колбасу. Считалось, что для работы нужно хорошее питание.

В лавку посылали маму. Ей, младшей, колбасы недоставалось, она ведь не кормила семью. Представляю, как она смотрела на эти ломтики, соскальзывающие с ножа лавочника, прозрачные и прекрасные. И запах!

Я будто слышу изумительный запах колбасной лавки и вижу маму – живые карие глаза на уровне прилавка, копна каштановых вьющихся волос… Колбасник всегда угощал её обрезками.

В Ростове тётя Любаша с мужем и дочкой жила на Соляном спуске. Как одно название, словно окно, открывает огромный кусок прошедшей жизни!

Нужно было пройти весь огромный базар, и там за бочками, ящиками, воротами в подвалы открывалась арка в тёти-Любашин двор.

Тётя Любаша по-прежнему давала уроки, потому что дядя Гриша получал мало, а ему надо было ездить по санаториям и лечить свою язву. Когда мы приходили в гости втроём, разговор был только про эту язву, и мне казалось, что страшней болезни на свете нет. Он прожил на много-много лет дольше тёти Любаши…

Чаще мы заходили с папой. Он оставлял меня:

– Поиграй, я зайду за тобой после базара.

Приходил, нагруженный огромными сумками.

– Кажется, всё купил, пойдём домой!

А как-то забыл купить морковку, и мы пошли домой не по улице, а через базар. Как раз накануне мы играли в магазин, и папа научил меня делать игрушечные деньги. Кладёшь монету под бумагу, проводишь несколько раз цветным карандашом, и получаются разноцветные денежки, только вырезать – и можно пускать в оборот.