Светлана Гершанова - Всё укроется снегом белым…

Я впитывала всё, что он рассказывал о себе, мне хотелось знать о его жизни как можно больше. Словно пыталась наверстать время, которое мы с ним потеряли, когда у него была своя жизнь, а у меня своя. Между нами не должно быть тайн!

– Я хочу, чтобы ты знал, в моей жизни был человек. Я его любила очень долго, целых шесть лет. Он был женат и метался между нами. И других женщин не пропускал, что меня и вылечило. Но всё это за дверью, понимаешь? За нашей с тобой дверью.

Он обнял меня крепко-крепко и сказал в мои волосы:

– Я никого не боюсь, кроме этого человека.

– И его можешь не бояться, правда!

Маме я по-прежнему звонить не могла, но теперь хотя бы у меня был телефон, и мама могла звонить, когда нужно.

И я радостно кричала в трубку:

– Да! Да! – Когда слышала её голос.

– Твоя сослуживица приходила, Элла Морозова, знаешь её?

– Да, и по институту, и по работе.

– Она как-то узнала, что ты получила квартиру, а у неё сын женится, просит, чтобы ты её сдала.

– Ты сказала, что мы меняемся?

– Конечно. Она говорит, пусть хоть немного поживут по-человечески.

– Ну пусть поживут. Буду платить за квартиру этими деньгами.

О том, что я уже не одна, надо было сообщить хотя бы самым близким друзьям. Витя был на работе, и я села за телефон. Первой – Люсе.

– Да? А давно его знаешь? С института прошло столько времени, люди меняются. Ты слишком доверчива, будешь потом рвать себе душу. Уверена, что он порядочный человек?

– Мне кажется.

– Скажи, он в горы ходил?

– Знает Кавказ, как свои пять пальцев. И по рекам каким-то спускался, и ещё говорил о каких-то горах, я названия не запомнила.

– Тогда я спокойна. Мерзавцы в горы не ходят и по рекам не спускаются. Но приеду, посмотрю на него, с тобой ничего нельзя пускать на самотёк. Может, надо поломать всё это, пока не поздно.

– Поздно, Люсенька, но приезжай, конечно.

И вот они сидят друг напротив друга, и выпили по рюмочке, и Люся рассказывает не совсем приличный анекдот. Я краснею, а Витя смеётся:

– Хорошо, что у Светы такая подруга! Будет с кем водочки выпить, а то она у меня – ни-ни!

И Боре я позвонила, боялась, что он позвонит сам и услышит мужской голос. Дальнейших его действий я предсказать не могла, но в Москву он примчался бы обязательно.

– Боря, можешь меня поздравить, я вышла замуж, неофициально пока. Заявление в загс подали, но зря, нельзя регистрироваться, пока обмен не состоится.

– Это он тебе сказал?

– Это сказал юрист в обменном бюро и мне, и ему. Нет, пока не приезжай, начнёшь его допрашивать. Знаешь, мы купили стиральную машину! Собрали все деньги, какие были у меня и у него, и купили. Так здорово! Конечно, постельное я отдавала в прачечную, остальное стирала руками. А тут его бельё прибавилось и рубашки.

– С машиной вы поспешили. Ты же непрактичный человек, это Валя у меня всё просчитывает на десять ходов вперёд. Отношения не оформлены, а у вас уже общая собственность. Может, ещё расстанетесь, как будете делить?

– А если вы с Валей разведётесь, не дай Бог, как будете делить? Так и мы. Хотя, если мы расстанемся, мне будет не до машины. Только мы не расстанемся.

Назавтра он позвонил сам. Тоже захотел посмотреть, наверно, с кем я решила связать свою судьбу. Всерьёз решила, раз купили стиральную машину.

– Светочка, твой Виктор ходит на лыжах? Нашей лаборатории надо выставить трёх участников на институтские соревнования. А со мной только двое.

– Я спрошу у него и позвоню тебе вечером.

– Да вы приезжайте в субботу, а там поглядим.

Витя занял второе место по институту, а Боря не вошёл даже во вторую десятку. Это подняло Витин авторитет в его глазах, и даже Валиных, на недосягаемую высоту.

– Да у меня несколько лет Камчатки за плечами, – оправдывался Витя.

И Софе я позвонила, я считала её лучшей подругой после Люси. До Вити я почти всегда с ней ходила в театры.

Она была практичной, как Валя, и считала, что я живу в высшей степени неправильно. Её раздражало, что я вкалываю за копейки и всегда занята!

Ко мне в Соломенную сторожку не приезжала, жила в престижном районе. Встречались возле театра, или в самом театре.

Она так никогда и не забыла тот поход в театр Сатиры. Места были прекрасные, второй ряд партера. Я опоздала, первое действие мы просидели на ступеньках амфитеатра.

В антракте я сказала, что умираю с голоду. Мы опять опоздали и оказались на ступеньках. Только на третье действие попросили освободить наши места. Софа была вне себя, а я боялась расхохотаться, действие начиналось.