Слава Иванов - Демьяновы сюжеты

Еще хуже обстояли дела со вторым спектаклем, в котором была занята супружеская пара, имевшая в своем послужном списке звания лауреатов премии Ленинского комсомола, полученные в свое время на Дальнем Востоке. Им надоело «мыкаться по воинским частям и сельским клубам» и они, попросту говоря, смылись в неизвестном направлении, коротко попрощавшись с режиссером по телефону.

Антрепризу пришлось свернуть, режиссер захворал, артисты разбежались кто куда с твердой уверенностью, что больше никогда в подобных экспериментах участвовать не будут. Так решили все, кроме И.Ю.

По весне она пришла к директору «Прогресса» и настояла, чтобы он ее выслушал. Объясняя причину фиаско, она детально проанализировала все плюсы и минусы и предложила свой, подробно разработанный план действий. В лаконичном изложении это выглядело так:

– арендуем престижное помещение в историческом центре города, открываем платную, молодежную студию «Музыки и жеста», за год я их научу не только двигаться, но и открывать рот под фонограмму;

– делаем детский спектакль и десяток эстрадных, массовых номеров, адресованных взрослым; по тематике номера должны соответствовать праздничному календарю, чтобы они всегда были востребованы режиссерами городских мероприятий;

– и для спектакля, и для номеров шьем яркие, оригинальные костюмы, делаем крупномасштабный реквизит, создаем фонограммы наивысшего качества…

Директор «Прогресса», между прочим, по образованию журналист, заинтересовался; ему понравилась хваткая, рассудительная и при этом интеллигентная женщина с очевидными приметами былой, благородной красоты. Целый месяц он напряженно думал, обсчитывал, консультировался и в конце концов сказал «да», скорректировав планы И.Ю. примерно на две трети.

Но ничего, все равно закрутилось. Через год появились первые, заработанные деньги, довольно быстро перекрыли затраты, а потом, представьте себе, начали стричь купоны.

Как-то раз, это было во второй половине 90-х, я спросил:

– Уважаемая, И.Ю., позволь полюбопытствовать, сколько стоит твоя студия с одним номером?

– Для тебя сработаем за двести баксов, для чужих – от трехсот до пятисот. – А увидев мое вытянутое лицо, добавила: – А как ты хотел? Тридцать человек заняты! И все одеты, обуты…

В детских спектаклях, играя главные роли, она блистала вплоть до двухтысячных, и нередко при аншлаговых залах. Конечно, высоким искусством это было назвать трудно, но публике нравилось. И актриса И.Ю. вдохновенно играла.

С еще большим вдохновением она играла роль менеджера, руководителя полупрофессиональной студии, существовавшей – если взглянуть объективно и сказать честно – вопреки тем самым обстоятельствам, которые в театре называют «предлагаемыми».

Директор «Прогресса» давно не помогал, поскольку сам едва держался на плаву, менялись поколения участников – все надо было начинать заново, прорвало трубу и добрая половина костюмов оказалась на помойке, арендная плата за репетиционную площадку увеличилась в два раза, пришлось искать новое помещение, а там оказались неуступчивые соседи… Но как-то выкарабкивались и продолжали работать.

– Предпринимательство творческая стезя, – говорила И.Ю., посмеиваясь. – Мне нравится эта отчаянная круговерть. Интрига не отпускает…

И наконец – заключительный штрих. В самый трудный момент, когда судьба студии висела на волоске, я предложил И.Ю.:

– А почему бы тебе со своим замечательным коллективом не перейти под крыло какого-нибудь Дворца культуры? Тебе бы платили зарплату, наверняка выделили бы пару ставок для ассистентов, предоставили бы помещение…

В ответ получил отповедь, не терпящую возражений:

– Кто-то из великих французов сказал: мой стакан не велик, но я пью из своего стакана, – сделав акцент на слове «своего», твердо произнесла она.

И я подумал: мне бы такой характер…

Но, стараясь быть объективным, скажу прямо: на тот момент количество подобных сюжетов было ничтожным. А в основном, чтобы жить хотя бы относительно достойно, людям приходилось изворачиваться, больно наступая на свое «я».

Способы выбирали разные. Одни попросту затягивали потуже пояса: ничего лишнего! Их самоограничения порой принимали формы жесткой аскезы. Другие настойчиво искали дополнительные источники доходов: челночили, занимались извозом, репетиторствовали, рукодельничали.

Одна мастерица – опытный руководитель хора ветеранов войны и труда – так лихо научилась работать крючком, что за неделю исхитрялась связать полтора десятка кружевных салфеток с вензелями, которые заранее называли ее многочисленные клиенты. Относительно дешевые подарки в буквальном смысле разлетались. Говорили, что мастерица вязала всегда и везде, даже во время репетиций. Дирижировала, мотая головой. И ничего, без ощутимого ущерба для репетиционного процесса.