Светлана Гершанова - Вольные хлеба

– Сядь. Что ты смотришь по сторонам, когда я тебя так давно не видел?

Он усаживает меня на стул, опускается рядом на пол и прячет лицо в подол моего платья.

– Что мне делать с тобой, ума не приложу. Понимаешь, я тебя не л юблю, я люблю свою жену! У нас с тобой просто разрез глаз одинаковый, поэтому я не могу от тебя избавиться. Разве ты не знаешь, когда у людей одинаковый разрез глаз, они не могут жить друг без друга?

Я услышала только, что он меня не любит, больше я ничего не слышала.

– Иди домой, пожалуйста. Очень тебя прошу, поторопись. И никогда больше не переступай моего порога. Эта история кончилась для меня. Я не хочу… я не собираюсь… я не желаю!

Он хлопнул дверью. Я распахнула окно – зачем? Остановить, вернуть? Лязгнула дверца машины. Я села на тот же стул и сложила руки на коленях.

Всё. Сколько раз в жизни я решала, что это конец, я совершенно искренне верила в это!

Как женщина обживает дом? Лично я начинаю с уборки. Вымываю окна, независимо от времени года, всё чищу и перемываю, и дом становится моим.

У этого первого в моей жизни своего дома был один недостаток – я долго добиралась в институт. Автобус ходил редко, я очень боялась опоздать на первую лекцию. Выходила заранее, первая входила в аудиторию, и улыбалась всем, кто заходил потом.

Как всегда, я была занята по макушку. С давних пор, когда у советских людей был один-единственный выходной в неделю, я составляла на него огромный список дел. Мама говорила:

– Тебе же и половины не переделать!

– Ну и что! А вдруг они все кончатся, и я не буду знать, что делать дальше!

Со временем этот список стал постоянным, потому что я не успевала, естественно, переделать всё, и кончала в другие дни и выходные, а за это время, как грибы, вырастали новые дела.

В нём всё было вперемешку – печатанье, уборка, глаженка, починка, срочные письма и звонки. Количество неотложных дел со временем только росло.

После занятий я ездила по редакциям, бесконечный роман с ними продолжался. Встречалась с какими-то людьми, или ехала в библиотеку, а вечером – театр или концерт.

Потом я долго ждала свой автобус. Пока было не очень холодно – на остановке, позже – в метро, а потом бежала к остановке наперегонки с автобусом.

Но главное – я должна была сдать в «Советский писатель» книгу переводов Наташи Кащук.

Переводить я начала ещё до выхода первой книжки, сначала для журнала «Дон». А потом подумала – буду переводить, а в редакции мои переводы будут относить авторы.

Не тут-то было, конечно, относила я. В каком-то журнале мне сказали, что лучше бы я принесла свои стихи!

Надо сказать, художественный, настоящий перевод, совсем не такое простое дело. Надо не только перевести с языка первоисточника на русский. Чаще всего это делали сами авторы, особенно из тогдашних союзных республик. Даже не главное – сохранить размер, оснастить стихотворение рифмами. Нужно сохранить краски, образы, настроение, интонацию.

Когда Наташа Кащук, прекрасно владеющая русским языком, прочла мои первые переводы своих стихов, она сказала:

– Будто я сама это написала!

Её я стала переводить года за два до Высших литературных курсов.

Был банкет на природе по случаю юбилея нашего ростовского отделения Союза писателей. Меня пригласили в числе нескольких молодых литераторов.

Прямо на траве щедро накрыли скатерти, и Виталий Александрович Закруткин вдруг остановил меня, когда я проходила мимо их, главного, «стола»:

– Светлана, присядь, надо поговорить. У меня к тебе просьба – есть прекрасная украинская поэтесса, я хочу, чтобы ты перевела её книгу для «Советского писателя».

– Спасибо, Виталий Александрович, я с радостью.

– Вот и ладно. Я вас свяжу.

Странно, мы только здоровались при встречах, вернее, я здоровалась…

Я перевела несколько её стихотворений. Она писала совсем не в моей манере. Но, наверно, актриса всегда жила во мне – не играю в жизни, но легко вживаюсь в любую роль.

– Будто это я написала – растерянно сказала Наташа.