Валентин Самойлов - Диссидент

– Потрясён, – ответили мои голосовые связки, а мозг ошарашен.

Я был не готов к этому. Более того, мне не нужно всё это безобразие политических интриг стареющей аристократической элиты, где секс превращался в воспоминание о сексе. Но либидо стареющей неудовлетворённости требовало «выхлопа». У кого-то это превращалось в домашнюю и должностную тиранию стареющего эгоиста, сладострастно насилующего чужую душу. Другие, у кого существовала такая возможность, плели тугие косы политических интриг, ощущая поллюцию от нахождения на подступах или вершине власти или от низвержения противника в политические фекалии…

Я искоса посмотрел на Вальтасара – хотелось курить. Сэсил продолжал изучающе смотреть на меня, время от времени перекатывая замусоленную сигару из одной стороны рта в другую, словно исполнял ей какую-то безобразную фугу на «клавишах» пожелтевших зубов. Мне захотелось достать зажигалку и поднести огонь к обрубку сигары, совершив хулиганский и предосудительный поступок и где ещё – в стенах Палаты лордов. Но я не стал этого делать. Если я сделаю это, то навсегда испорчу представления о себе и, прежде всего, самого себя о себе. Для меня это было гораздо важнее, чем представления других обо мне. Но, я мысленно усмехнулся, это и формирует ошибочное представление обо мне, потому что им неведомы мои мысли и представления о жизни…

В человеческом мышлении всё просто – человек видит мир, сравнивая его с идеальными гранями «своего алмаза». Алмаз с его до чопорности правильной кристаллической решёткой является вершиной красоты, благородства, стиля. Так люди предпочитают видеть себя и относятся к себе подобным, забывая, что кроме формы в человеке есть и содержание…

Иной человек красиво, правильно, добротно и «уютно» обряженный в платье кажется вызывающим доверие, приличным и воспитанным. Но это только до той поры, пока не проступает его нутро.

А бывает наоборот. Плохо одетый мещанин с неясными манерами всегда кажется подозрительным, невоспитанным, а в высшей точке патологического мышления – преступником, вдруг, оказывается, по-настоящему благородным…

– Что скажешь? – снова спросил лорд Сэсил, в интонации его голоса чувствовалось волнение.

Меня озарило: дядюшка, толкая меня вверх, хотел и сам забраться повыше. Ну, может быть не повыше, а, например, приобрести больше влияния, собрав в кулаке неучтённые ниточки политической власти и влияния. Что, собственно, по факту и есть повыше.

– Я не готов к этому, – ответил я честно.

– Молодец, – похвалил Вальтасар. – Ты правильно оцениваешь свой общественный и интеллектуальный статус на сегодняшний день. Но это только на сегодня! – Дядюшка приподнял правую руку и устремил жёлтый от никотина указательный палец к потолку. – Для повышения твоего статуса нам надо разработать программу роста. Понимаешь, о чём я говорю?

– Да, – кротко ответил я и кивнул головой.

Почему-то Сэсил воспринимал меня если не идиотом, то половозрелым придурком, единственный смысл существования которого – «семеноводство» женского населения нашего королевства…

Почему стареющие субъекты так радикально неравнодушны к молодости? Почему при всех равных условиях опыт, которым обладают они, является «священной коровой», которая нивелирует молодость, как равного партнёра для разговора, общения, обсуждения интересных или серьёзных проблем?..

Наверное, всё дело в явной или скрытой зависти к молодости. К её более быстрой реакции на происходящее. К её более яркому восприятию жизни, без всех этих фильтров мозга, вселивших в стареющее тело множество знаков «stop» на мотивы и поступки. И объяснять это бессмысленно, потому что ты получишь тривиальный, как седой волос ответ: «Яйцо курицу учит!»…

Обсуждение «всего этого» становилось неприятным и тошнотворным, словно вместе с прекрасно пахнущей и вкусной ягодой клубники я разжевал и проглотил лесного клопа. Пришлось сдержаться, подавить возникший рвотный позыв, мимику брезгливости в лице и содрогание в теле рефлексирующего молодого «неокрепшего» ума…

– Молодец, – снова похвалил меня Вальтасар и совершил действия, выходящие за рамки «традиции», сложившейся за время нашего разговора: его руки «пробежались» по поверхности форменного камзола. Затем правая рука извлекла из внутреннего кармана футляр с сигарами. – Сигару? – спросил он, не осознавая многомерности предложения, его подтекста и возможных последствий.