Лариса Порхун - Нежный возраст

Папа по какой-то причине считает, что чем больше юмора, тем лучше и поэтому шутит, острит, подтрунивает всё время и по любому поводу. Наверное, ему кажется, что таким образом он легко и просто идёт по жизни, заражая всех своим лучезарным настроением и позитивным отношением к жизни. Может быть это и хорошо, конечно, но заговорить с ним о чём-нибудь серьёзном, мне, честно говоря, вряд ли когда-нибудь придёт в голову. К тому же, я никак не могу отделаться от мысли, что у физика и моего отца при абсолютной внешней несхожести имеется кое-что общее. Они боятся продемонстрировать свою уязвимость, или слабость, да и вообще истинные свои чувства. Страх, боль, разочарование, ну и так далее. Только директор Чехов скрывает их под маской уверенного и сильного человека, а отец прячет за образом остряка и балагура, который иногда и сам не замечает, как его невинные на первый взгляд шутки или задорные комментарии превращаются в едкий сарказм и злую иронию.

Я ужасно не хочу стать однажды такой, но какой именно хочу, мне, кажется, я и сама понятия не имею.

И от этого всего мне ужасно не по себе, и я живу в состоянии какого-то тотального дискомфорта. Как будто от меня всё время кто-то чего-то ждёт, а я раз за разом обманываю ожидания людей, которые теперь непременно разочаруются во мне. А может даже это уже произошло. И хотя я изо всех сил стараюсь не зацикливаться на таких вещах, но часто, даже слишком часто мне становится по-настоящему страшно.

И ещё: главный триггер заключается даже не в том, что я не знаю чего хочу, а в том, что не имею никакого представления о том, как изменить существующее положение. Ведь я также не уверена, что мне известно, чего от меня хотят. На первый взгляд, всё просто, учись хорошо, чего тут сложного и уже какая-то часть проблем отпадёт. Но, во-первых, сказать это гораздо легче, чем сделать, во-вторых, никакой гарантии нет, что вопрос моего несоответствия заключается только в учёбе, ну а в-третьих, как быть тогда с чувством собственного достоинства, которое тоже вот так вот запросто за пояс не заткнёшь?

А оно постоянно напоминает мне о том, что с какой это стати желания, пусть даже и весьма значимых, близких людей, я должна ценить выше своих собственных и всегда иметь в виду их первостепенное значение? Ну и как тогда быть с тем, чего хочу я? Хотя я ведь и сама призналась, что не знаю, чего хочу. Вот видите? Это как раз то, о чём я говорила.

И это только малая зарисовка того, что происходит во мне каждую минуту каждого дня. Мне почти никогда не бывает спокойно и хорошо. Вернее, я уже забыла, что это такое.

А как можно успокоиться и радоваться жизни, если ты выглядишь в тринадцать лет, как чёртов тяжеловес? Ну, или как тётенька, имеющая не меньше двух детей. Особенно если смотреть сзади или издалека. Так что можете себе представить, как мне «нравится», когда кто-нибудь начинает расспрашивать меня, почему я так привязана к неяркой и бесформенной одежде, по какой причине никогда не ношу платьев и не убираю, лезущие в глаза волосы. И происходит это почти всегда громогласно и прилюдно. Особенно, если иметь в виду моих родственников.

У тёти Раи, например, одно из самых любимых занятий – это обсуждать мою одежду и в особенности причёску (так высокопарно я иногда называю мои ниспадающие вниз тёмные пряди, закрывающие пол-лица), как будто ей больше не о чем говорить. Тётя Рая, искренне полагающая, что самое удачное место для разговора о моём внешнем облике – это праздничное семейное застолье, даёт тем самым отмашку всем остальным. Я даже знаю, когда именно это начнётся. Когда санкционированные и безопасные, а потому ужасно скучные темы начинают заметно иссякать, папина сестра начинает, время от времени, поглядывать на меня, как на человека, который остро нуждается в сочувствии. Она вздыхает, покачивает головой и наконец, спрашивает в очередной раз, почему я не закалываю волосы… И чтобы сгладить резкость перехода с мирной проверенной зоны на обсуждение моей внешности, она добавляет что-нибудь про то, как за этой непомерной чёлкой совсем не видно моего хорошенького личика (ха-ха-ха). И это воспринимается, как сигнал, как звук стартового пистолета. Эстафета немедленно подхватывается бабушкой Аней, «ты же себе зрение испортишь, Сашенька!», папой, который как обычно шутит на счёт того, что если бы не фотографии, то они бы и не знали, как я выгляжу и что как будто бы однажды зимой, когда он увидел меня в шапке со спрятанными в ней волосами, то даже не узнал собственной дочери. Честно говоря, так себе юморок. Все вежливо улыбаются, но тут наступает очередь моей сестрицы Дашки, которая предлагает оставить меня в покое и высказывается в том смысле, что за этими космами я пытаюсь скрыть свои комплексы. Я смотрю на неё пристально и пытаюсь передать на расстоянии, что мне хорошо известны её мотивы. Дело в том, что моя сестра терпеть не может, если о ком-то, кроме неё говорят более пяти минут.