Светлана Леонтьева - Соцгород – 2 против секты

Затем пришла тёмная ночь. Сын Арсений всю ночь вскакивал в испуге. Дочь рвало чуть ли не до утра. И я приняла решение: нас опоили дурманом. Жрать эти листья мы более не станем и ходить на сборища тем более. Алька немного отступила. Через некоторое время я, отпросившись с работы, повела детей в обычную церковь. Я надела им крестики, поставила их возле икон и мы стояли, взявшись за руки. Перед моими глазами плыли круги, рассыпаясь, как джаба, как чётки, как бусины индийского древа. Пелена очарования спала, сплыла. Но как Альку достать из плена? Что делать?

Через пару лет Алька эмигрировала в Индию. Она ходила босой по белым пескам океана, завернувшись в простынку, вовлекая индусов в секту. Втягивая их, как пылесосом в бредовую идею познаний, заволокнутых заслонками.

Секта – это всегда голая вера на ремешках сердца. Это обнажённый нерв обиженного человека. Серж, ты виноват, что захотел вместо пельменей жареной оленины. Вместо своей жены жену чужую. Вместо добра ты захотел соблазна.

Помню, как Серж входил в квартиру широко, нараспашку. Родители тогда уехали с младшей сестрой на юг. А мы с Алькой остались. Мне всегда доставалась самая мрачная работа по дому: мытьё полов, внос мусора, вытряхивание пыли. Коврики были цветастые, самотканые, с диковинными рыжими цветами, с какими-то павлинами и зелёными попугаями. Разве так в жизни бывает? Пошло и скучно? Нет. На самом деле за окнами лес, густой, еловый, маленькая старая лиственница, роняющая иголки каждую осень, собака Жучка, кусачая и злая. Друзья. Противная, предавшая меня подруга. И другая серенькая, щуплая, но не предавшая, умеющая хранить секреты, почему-то я её звала Мнишей, хотя она была Аишей, черноглазой, с тугой косой и цветным деревенским бантом. Мальчишки её подкарауливали в сквере, в самом его тёмном заулке, они вырывали из косы бант, Мниша бежала за мальчишками, пыталась вырвать из рук одного из них, самого увёртливого свой бант, словно испуганную птицу. Нет! Нет! Просила Мниша, видя, как её бант привязывают к ветке дерева, которая упруго поднимается вверх, взмывает, как цветная птица детская лента и прощай, как звали. Я бегу за мальчишками, Мнишей, за птицей. Ору – я вас! Я вам! Догоняю одного из худых, щуплых малорослых – кидаюсь на него, валю на землю и луплю кулаками до тех пор, пока одноклассник не взвоет: «Потя, прошу, не надо! Отпусти!» «Какая я тебе Потя? Я своей сестре – Потя, а тебе Полина! Запомнил?» «Да, да, запомнил, Потя!» Я бью ему ладошкой по щеке. Это Вася Фантомас! Из его носа струйкой летит сопля.

Вспомнила песню. Всю. До слова.

Вот она:

«Был похож на Фантомаса

одноклассник мальчик Вася,

он писал у нас в подъезде плохо про девчат из класса.

Вася рано стал ширяться, нюхать, плюхать, пить вино.

Он сказал в подъезде:

– Здрасте.

И позвал меня в кино.

«Фантомас разбушевался», «Фантомас разбушевался»,

все любили Фантомаса. Это было так давно!

Наш любимый фильм простецкий. Он и детский. И не детский.

Он скорей всего, советский,

пахнул розовой травой

и селёдкою под шубой.

Помню снег: из ниоткуда.

Но не с неба. Снег – живой!

Вот дворец с кинотеатром, очередь, что неохватна

глазу, словно в Мавзолей. «Фантомас разбушевался»,

я стою, но где же Вася? Ни в проходе, ни на кассе…

Десять радужных копеек, чтоб усесться. Ряд скамеек,

окрик, эй, подвинься, брат!

Во сидит соседка Оля, Вера, Ваня, Петя, Толя,

нас потом в церквях отмолят

наши бабушки. А в поле

снег! Он шёл – такой большой!

«Фантомас разбушевался»… в спину больно, мальчик Вася –

вдруг толкнул меня ногой.

Не на камень я упала, в кровь разбившись вусмерть, ало,

не упала – воссияла,

не разбилась – ввысь попала,

в золотое, голубое, пестрядинное рядно!

«Фантомас разбушевался» – распрекрасное кино…

Холод. Площадь. Ленин с нами, как пойти домой мне к маме,

вся в ушибах, с синяками?

Мне обидно. Мне темно.

Но!

Но я тоже не из глупых.

Я из смелых. Я из дерзких.

Нет, ни чай горячий, суп ли

Васе вылила я в туфли.

Нет. Коль мстить – так фантомасно:

мстить не стала, боль угасла.

Фантомас. Крылечко. Вася.

Но был снег. Огромный снег.

Вася умер раньше всех…

Обкурился. Обкололся.

Помню: шло большое солнце.

Солнце – тоже человек!»

– Пой! – приказала я.

– Я слов не знаю!

– Это старинная песня. Завтра, чтобы выучил! Понял?

Вася кивнул, вытирая сопливое лицо ладонью.

Я была отчаянная. Я всегда дралась с мальчишками. И побеждала.