Вадим Егоров - Дыхание того, что помню и люблю. Воспоминания и размышления

Мамина мама, баба Женя, человек в ту пору очень энергичный, передовых взглядов, всегда несла в наш дом заряд оптимизма, новости, какую-то научно- популярную информацию. А еще она помнила наизусть всего Лермонтова, от которого была без ума! И не только от Лермонтова, но и от других русских и зарубежных поэтов. Обожала Драйзера, перечитала и его книги, и о нем. Но при все прогрессивности бабы Жени (ей в эту пору было ровно пятьдесят, очень моложавая… возраст свой скрывала) у нее была повышенная тревожность в отношение детей. И вот она решила про меня, что малыш ходит на горшок как-то редко…) У меня был прекрасный, цвета как и мой велосипедик – малахитовый, горшок. И вот бабушка решила, совершенно безосновательно, показать меня врачу. И мы пришли в нашу детскую поликлинику на Тургенева …холодно, поздно, баба Женя после работы – она работала на ВИЗе инженером, старшим инженером отдела оборудования и все от директора завода Ожиганова Владимира Сергеича до самых простых рабочих этого» гиганта металлургии» ее знали прекрасно, всегда заговаривали и советовались с ней – поэтому работала она допозна, но тут пришлось уходить пораньше.

Темнота в фойе поликлиники какая-то уютная, коричневая в цвет девчоночного школьного платья, в регистратуре горит изумрудным огнем как луч света в темном царстве зеленая настольная лампа, дверь в ближайший от фойе кабинет почему-то открыта и я вижу голый зад какой-то старше меня плачущей девчонки, которой ставят укол!) Стало чуть страшновато, хотя бояться уколов я еще не научился. Чем-то чуть садомазохистским повеяло… как будто я увидел пыточную. Или несколько театрализованный ад в круге первом у Данте, которого еще не знал. Мы с бабой Женей прошли в кабинет к худощавой пожилой врачихе, которая посадила меня на белый холодноватый здешний горшок и я почувствовал, что ничего у меня в этой казенной обстановке не получится. И даже после клизмы почти ничего не получилось… Я встал с горшка с легким смущением импотента, но пожилая доктор никак не пристыдила меня, а по- доброму улыбнулась и выписала нам какой-то порошок. Но баба Женя на этом не успокоилась и водила меня еще куда-то.

А еще по поводу горла и ангин (это уже хоть небеспричинно) повела меня на частный прием аж к профессору Бродовскому. Мы зашли в его квартиру, просторную, на дермантиновой обивке которой блеснула медная табличка, очевидно с надписью» профессор Бродовский». Я и сам уже давно профессор и доктор наук, но медицинские профессора да еще старой формации это было нечто. Нас встретила в холле профессорская жена, очень улыбающаяся но не очень молодая женщина в зеленом платье с рюшечками. «Здравствуй, деточка!» – ласково взвизгнула она голоском довольной жизнью очень обеспеченной дамы. Нам навстречу вышел из домашнего кабинета сам Бродовский в сероватом стеганом коротком халате, расшитом гусарско- венгерской шнуровкой на груди. Он тоже, как и супруга, бал чуть полноват и невысок ростом, производил впечатление весьма сходное с Паном Профессором из появившегося несколько лет спустя сериала» Кабачок 13 стульев», но немного жестче своего теле- альтер- эго. Он надел на лоб докторское зеркала, потом положил мне на язык металлическую палочку, напоминающую палочку от сливочного мороженного, что -то пробурчал в свою, как у Пана Профессора, бородку и стал что-то говорить бабе Жене. Очевидно, что гланды в горлышке воспалены, надо пить такие-то лекарства, но ничего такого страшного здесь нет. Вроде бы еще он заглянул мне в горло посредством серебряной ложечки из их пузатенького, наполненного серебром и фарфоровыми супницами серванта.

Впрочем, может быть мне в ту пору уже было четыре года и я пошел в детский сад. Ведь именно с детсада (даже в то безмятежное время) дети начинают болеть и приносить в дом ангины и прочую детскую заразу. А вот перед садиком совершенно точно мы поехали с мамой, получается что где-то в июне шестьдесят второго, в Коуровку, в местный Дом отдыха на Чусовой. Несмотря на наступившее лето по приезде нашем было довольно холодно. И мама попросила папу привезти нам одежду потеплее и теплые одеяла. Папа это все привез и… погода сразу же наладилась! Мы с мамой гуляли, ходили по лесу …было очень много кусачих комаров. Помню как мы один раз купались в реке Чусовой. С нами была моя ровесница, тоже из отдыхающих, голубоглазая девочка Наташа, хорошая девочка, это было как-то видно! Мама там сдружилась с молодой, но старше мамы, чуть полноватой женщиной Зоей. Я какое-то время думал потом, что это и есть мамина подружка Зоя Тизякова, жена позже гендиректора Машиностроительного завода имени Калинина, я с Тизяковым Александром Ивановичем, бывшим членом ГКЧП, тоже знаком, но не с тех времен. Но жену его, тетю Зою помню тогда… и она немного слилась в моей памяти с той Зоей, нашей спутницей по Коуровке… Я с этой коуровской тетей Зоей играл, но иногда себя не по- джентльменски… пару раз довольно сильно ущипнул за руку над локтем. Я видел, что ей было больно. Но она меня по малолетству простила. А у меня позже, как фантомная боль, при этом воспоминании просыпался стыд. Мы потом у этой тети Зои были с мамой в гостях. Она жила в довольно просторной и на редкость уютной квартире. На Тургенева. От всего веяло русским, каким-то даже чуть (не по артефактам, а по атмосфере) дореволюционным …комната с розовыми обоями и летний день к обеду… на душе спокойно и уютно, у тети Зои волосы на затылке схвачены хвостом… хвост приглушенно-черный… Мы пили чай, наверно из самовара.