Мы вышли из поезда и расположились на привокзальной площади, в ожидании пригородной электрички. Мой друг, Юрка Слимкин, прицепился к удивительно хорошеньким арфисткам, Зосе и Жанне, блондинке и брюнетке, крохотным, изящным и насторожённо молчаливым, а я побежал искать готику. Чтобы быстрее её найти, я проглотил в кафе, у стойки, большую рюмку коньяка и это мне помогло…
Первая улица, на которую я завернул, была совершенно немецкого вида. Я посмотрел на ржавую табличку и вздрогнул – улица Генделя! Я, русский музыкант, стою в Кенигсберге, на улице имени боготворимого мною Генделя! Когда туман восторга рассеялся, я внимательно и стараясь быть спокойным, осмотрелся: короткая, широкая улица была пустынна, буквально ни души… Словно специально судьба убрала с неё всё, что помешало бы мне рассмотреть её… Дома были типично немецкие, из красного кирпича, окна первых этажей прятались за узорные, красивые решётки, над каждой дверью в подъезд белело старое распятие. Мне хотелось поцеловать это распятие, но оно помещалось слишком высоко… Мостовая была сложена из крупного булыжника… Я бы поцеловал и мостовую, но боялся, что меня примут за сумасшедшего…
Я стоял посреди улицы и в спину мне дул тёплый ветер с привокзальной площади… Он нежно шевелил волосы на моей голове, бежал по золотым листьям высоких, шарообразных деревьев и мне хотелось плакать… Германия!
Как я тогда, русский мальчик, житель странного государства, хотел увидеть мир!
– Сашка! Электричка! – услышал я крик Слимкина.
Я всё-таки не выдержал, упал на колени и поцеловал мостовую…
Через пол часа мы были в Светлогорске. Это был маленький, уютный, красивый городок, расположенный на множестве холмов… Идёшь то вниз, то вверх, то вверх, то вниз… Кругом сосны, цветники, пивные… Иногда видно море…
Нас с Юркой хотели поселить в нормальном доме, но неожиданно подвернулся экзотический вариант: у хозяйки в саду, стоял фургон от старого автомобиля. В нём было две кровати и стол. Естественно, мы попросились туда – отдельный вход, приходи когда хочешь и с кем хочешь. Слимкин обалдел от арфисток и всё время что-то планировал…
В центре города было большое озеро. Мы искупались в нём и пошли в ресторан. Там было полно наших. Слимкин вцепился в арфисток, а я быстро съел что-то и спустился к морю. Кажется собирался шторм. Большие малахитовые волны с пенистыми гребешками обрушивались на берег. Дул сильный ветер, ярко светило солнце. Было жарко и холодно. Запах моря ошеломлял. Мне казалось, что никаких арфисток и Слимкина нет, что сейчас сверкнут золотом одежд грозные, прекрасные валькирии и унесут меня в Вальхаллу, где я увижу Вагнера. Вместо этого мы со Слимкиным попали в пивной ресторан, где выпили по восемь кружек пива. Арфистки исчезли из поля зрения, но нам было всё равно.
Вечером, совершенно пьяные и весёлые, мы засели в кустах, недалеко от дома, где жили арфистки и стали их караулить. Зачем – неизвестно, шансов у нас не было. Мы пили портвейн из горлышка и смеялись. Над нами висела розовая луна, и пахло свежескошенной травой. Неожиданно Слимкин нашёл свечку, зажёг её и поставил посреди булыжной мостовой. Я, сквозь слёзы смеха, смотрел на трепещущий золотой шар над свечкой, кривлялся, валял дурака, и, конечно же, совершенно не понимал, что только- что закончился один из самых счастливых дней в моей жизни.
Застрелиться? Или как? Что делать? Мои маленькие детские пьесы идут, а большие, для взрослых- нет. В театрах ставят «Евгения Онегина», и «Пиковую даму». Это нельзя ставить, будет ужасно. Но они ставят. Ставят Бунина, не сценичного совершенно, который ненавидел театр. Но ведь Пушкин и Бунин имена! Говорят, именно имена приносят театру деньги. Но разве не качество спектаклей? Так вышло, что некоторые мои пьесы прыгнули на другие континенты. Ну и что? А ничего!
Москва и Питер тоже были. Ну и что? Тоже самое!
Тридцать лет я работаю для театра совершенно бесплатно! Ибо, то, что я получаю, деньгами назвать нельзя. Мои пьесы шли по всей стране! И что? Ну, ничего! И не у меня одного так обстоят дела! У всех нас!
Ну, может быть правительству драматурги не нужны? Ну- может быть! Только нам плевать на ваш интерес, или его отсутствие! Просто платите нам деньги за работу! Вам же платят, хоть вы работаете безобразно! Впрочем, вы сами себе платите. Это всё объясняет.
Одна знаменитая артистка заболела, и её лечили всей страной. В Германии, в Швейцарии, Австрии. Слава Богу народ собрал деньги. Но ведь лечить надо не только артисток.
Читать дальше