Георгий Асин - По законам тайги

– Боже, великий и милосердный! Обращаясь к тебе с молитвой, смиренно просим – пошли нам здоровье, благополучие, мир душе и дому. Пусть этот хлеб испечется красивым и вкусным на радость людям. Да будет так! О-о-мин!

Мастер и мальчик провели ладонями по лицу и принялись за дело. Дедушка Камол снял тюбетейку, не спеша одел на голову косынку. Дело нешуточное: в раскаленный тандыр с головой. Кто не умеет, пусть к печи не лезет, вмиг его печка накажет. Это дело мастера, с малых лет хлебом живущего.

– Давайте, ребята! Начали!

Мансур быстро смазывает раскатанное тесто молоком и яичным желтком, сыновья, Рустам и Жавлон, посыпают кунжутным семенем и подают сырые кругляши отцу.

Быстро, один за другим лепит их дедушка Камол на горячие стенки печи. Сам в печку почти по грудь влезает. Лицо пекаря раскраснелось, но жар его не смеет трогать. Боится жар рассердить именитого мастера, чьи лепешки славятся по всей земле узбекской. Мастер здесь в пекарне повелитель, ему не прекословь: ни огонь, ни человек!

– Ну, чего замешкались, несите еще тесто! Живо!

Снова пекарь быстро перекидывает с одной ладони на другую круги теста, сплющивает их, слегка растягивает, вертит, подбрасывает, словно дразнит горячий зев печи-тандыра. Вот он как будто наигрался, натешился сердито трещащей печкой, но заложить в нее тесто не спешит. Чуть-чуть еще подержит в ладони, отдаст немного и своего тепла души, благословит трепетно, а уж потом – ступай, лепешка, в пекло. Ступай и возвращайся ароматной и красивой.

– Ну, пока все! Отдохнем немного.

Дедушка Камол утер пот с лица и принял пиалу с зеленым чаем, поданную внуком. Попивая душистый напиток, пекарь смотрел на внука, старательно и аккуратно раскладывающего на широком деревянном столе тщательно выстиранную и отутюженную ткань. На нее будут складывать горячие лепешки с пылу-жару. Иначе нельзя. Ткань должна быть безупречно чистой, как помыслы и дела праведника. Дед смотрел на внука и радовался в душе. Сам выучился на флейте играть, да так играть, что на глаза слезы набегают. Теперь пекарскому ремеслу обучается. И как обучается! Все на лету схватывает. Будет он знатным хлебопеком, дай только время…

Дедушка Камол, хитро прищурившись, допил чай и хлопнул в ладоши:

– Давай, ребята! Вынимаем хлеб!

Жестяным ковшом на длинной ручке он ловко подцеплял лепешки со стенок тандыра, и по одной, с почтением и на одном дыхании, осторожно, словно боялся сделать больно, клал одну лепешку за другой. Пекарня наполнилась запахом рая.

Мастер вынимал из печи одну за другой божественные лепешки, пахнувшие руками доброй и ласковой матери, по которой он скучал и которую помнил всю свою длинную жизнь. Однажды завистники разбили тандыр на куски. Зарубили словно человека – насмерть. Отец и малолетний Камол, обнявшись, плакали навзрыд, будто потеряли родственника. Оно-то и верно. Братом приходился им кормилец-тандыр, кормивший и согревавший в холодную зиму, даривший надежду и веру. Тогда отец не стал искать злопыхателя. Его судьба сама накажет за подлость и жестокость. А он принялся строить новый тандыр. Мать принесла золотую монету, подаренную родителями в приданое, и попросила мужа заложить ее в еще сырое основание нового тандыра. На счастье, как талисман, хранящий дух пекарни от горестей и бед. Отец замазал в красную речную глину единственную в доме золотую монету и прочитал короткую молитву. Родителей уж нет давно, сам дедушка Камол седьмой десяток разменял, а золотая монета и ныне там. И будет там, пока живет династия хлебопеков.

Аромат горячих лепешек напоминает свежее дыхание девушки, подарившей ему в саду гранат. Гранат от спелости своей треснул, и зерна, словно бадахшанские рубины, переливались густым багрянцем в белоснежных пальчиках красавицы. Всю ночь со сладко ноющим от счастья сердцем он просидел у небольшого комка опары, шептал тесту нежные слова, тихо наигрывал ему на нае, горячо благодаря за все судьбу. А ранним утром, едва раздались упоительные трели соловья, живущего на урючине, заложил в тандыр единственную лепешку, что предназначалась для Ойгуль. Она стала ему верной женой, родила троих детей, подарив ему счастье любить и быть любимым. Они прожили вместе много лет, но четыре года назад ее не стало. Наверное, это было то единственное время, когда мастер Камол, замешивая опару, не улыбался по-детски, а глотал горькие слезы и, вкладывая в холодеющую ладонь жены горячий хлеб, словно пытался вернуть к жизни первую и последнюю любовь. Сердце старого пекаря ныло от безутешного горя и разлуки с ангелом-хранителем, бережно укрывавшего его всю жизнь своим белоснежным крылом. Теперь милый ангел ушел навсегда. Ну, что теперь сделаешь… Богу в его сад цветы нужны. Теперь рядом взрослые дети, внуки, а теперь вот-вот рождение правнука ожидается.