Валерий Шипулин - О, мой Томск!

Лом – махинатор

Итак, Лом – Серега Лом. Почему махинатор? Комбинаторы у нас уже были, поэтому махинатор, а великий или нет – это уже вам судить.

Откуда он взялся на Первом Томске, не помню, вернее, не знаю, появился где-то в середине 70-х, сразу вписался и получил кликуху Лом – за рост, фигуру, физическую силу и наглость, веселую наглость. Снюхался с нашими деловыми, но на стезю фарцовую не ступил, не то. чтобы избегал, брезговал спекуляций, нет, иногда что-нибудь перепродавал, но только иногда, у Лома было другое призвание – афера.

Что представлял тогда Первый Томск? Над желтыми двух-трехэтажными домами высились пятиэтажки из белого кирпича, от бараков их, с одной стороны, отделяла трамвайная линия, от насыпух Ботаники и деревяшек Степановки – вокзал с железной дорогой. И над всем этим в зелени палисадов и аллей летом, сугробов зимой – семь этажей гостиницы «Томск». Гостиницу строили под иностранцев, и потому буфет на пятом и седьмом этаже на западный манер называли баром. И не то что нас туда так уж манило, но в баре водилось пиво, не на разлив, как в городе с мылом или стиральным порошком, а в бутылках и пиво не только «Жигулевское» или «Бархатное», а «Рижское», «Таежное» и всегда свежее, пару раз даже портерное завозили. Еще там можно было купить «Столичные» сигареты или «Ростов». В гастрономе, в штучном отделе, может и было что-то с фильтром, да только для своих, под прилавком лежало. Потом, в начале 80-х, появились корейские с фильтром, курильщики их «Портянками Ким Ир Сена» прозвали, продавщицы ласково «Птичкой» – на белой пачке птичка райская на веточке сидела, красивая такая. Не было курева приличного тогда даже в «Главотраве», рядом с Госбанком, на Ленина: из тех, что с фильтром – «Орбиту» или «Меридиан» за 30 копеек продавали, «Лайку» за 24 да «Новость» за 18, дрянь, надо сказать, отменная, но это так, к слову, чтобы память освежить.

Так вот, заваливает как-то зимой Лом в бар на седьмом этаже и прямо с порога: «Чуваки, не хило пропить четыреста рублей?»

Чуваки оторвались от стаканов с пивом и согласились: «Не хило».

Лом сказал: «Щас» и пропал… на полгода, но слово вылетело и было услышано, значит, за слово надо отвечать. А по тем временам четыре сотни деньги немалые – профессорский оклад месячный, работяга на заводе месяц мантулил, рогами землю рыл, да ты хоть заройся, а больше 250-ти не нароешь! Так что четыре сотни – это четыре сотни! Четыре сотни – это не хило!

Когда же Лом опять объявился на седьмом этаже, лето плавило асфальт, и ему с порога было предъявлено: «Где деньги?!»

– Чуваки, всё путём! Щас будет!

Вертанулся и исчез. Ненадолго – на пару часов. Прогудели тогда четыреста рублей, без малого четыре сотни прогудели.

Как он работал? Не было многоходовок в арсенале Лома, не то чтобы он их не любил или избегал – а зачем они ему? Все его комбинации были ярки, необычны, талантливы и просты настолько, что порой граничили с идиотизмом, но всегда опирались на наглость и цинизм.

Пример?

Пожалуйста.

Лето. Томск забит абитурой. Под завязку. Просто паломничество какое-то. Бог ты мой, сколько девчонок съезжалось тогда в Томск! Красивых, некрасивых, так себе и даже очень красивых, таких красивых, что хоть сейчас женись! Кто-то зубрит, кто-то, вырвавшись из родительских когтей, в Огород, т.е. Горсад на «скачки», т.е. на танцы, и мы туда же снимать их. Для съема в ход шло всё – кто-то представлялся аспирантом или сыном профессора, декана, ректора и т.п. Конечно, Лом тоже мог бы представиться аспирантом, сынком профессорским, заболтать, наобещать помочь со вступлением. Увы, внешность отнюдь не соответствовала аспирантской, и претензии на титул отпрыска ректорского были крайне сомнительны, эрудиции такой, как у Остапа Ибрагимовича, тоже не имелось, но город наш университетский, студенческий – не захочешь наблатыкаешься, вот и нахватался Лом, где мог.

О чем гласит первый закон афериста? Язык должен быть хорошо подвешен, и с этим у Сереги был полный порядок.

Итак, лето, абитура, пора вступительных экзаменов, зачислений, мы в Огород на съем, а Лом с красной папочкой и другом Сан Санычем в общагу на обход. Все было просто и обыденно: Лом стучался в комнату, заходил и с деловым видом, молча обводил, нет, ощупывал всё прищуренным глазом, после этого начинал: «Сан Саныч, фиксируй. Оконные рамы, шкаф-октант, стены, пол, дверь – покраска, потолок – побелка. Записал? Дверь хорошая, еще год простоит, менять не будем. Форточку разбили. Сан Саныч, запиши – Замена стекла».