Ксения Камикато - Межпространственный посыльный

– Почему?

– Нужно уборщицу подменить, пообещали поощрить.

– Что сделать?

– Дать надбавку, ну, то есть… короче, заплатят мне за это, вроде как.

– А—а.

– Так что ложись спать без меня, хорошо?

– Ладно, – ответила девочка надув щеки.

– Все, пока-пока.

– Пока.

Через несколько часов впервые за сутки дождь прекратился, но густая дымная шапка все еще висела над городом, будто чего-то выжидая. В центре потоки частично растеклись по ливневкам, местами оставляя болотца, с помощью которых озорно и безнаказанно горе-автомобилисты заигрывали с неосторожными прохожими. На окраинах же только и оставалось, что передвигаться на лодках.

За ответственный подход к исполнению своих профессиональных обязанностей и поддержку товарищей в трудную минуту Артем был награжден несколькими залежалыми бургерами, которые не успели всучить невнимательным оголодавшим посетителям.

Напрасно потратив драгоценные часы своей жизни, он потопал домой привычным маршрутом, по тропинке мимо недостроенного торгового центра. Вытоптанная тысячами ботинок, казалось, каменная, она проминалась под ногами парня. Повсюду поблескивали лужи и лужицы. В воздухе пахло сыростью. Туча, нависшая над головой, ощущалась тоннами свинца, готовыми обрушиться на него в любой момент.

И этот момент настал. Резкая нестерпимая боль прострелила голову Артема, а после сковала череп, будто терновым венком. Стараясь не терять связь с реальностью что было сил, он пытался не закрывать глаз. Острые колени врезались в мягкую землю. Следом руки. Рюкзак слетел с плеча и угодил в небольшую лужу, металлические собачки и застежки издали мелодичное щебетание, похожее на перелив маленьких колокольчиков и замолкли. Весь мир замолк.

Пытаясь избавиться от боли уже привычным способом, парень сунул в рот два пальца и попытался выблеваться. Вонючий поток хлынул горлом, пробив на слезу. Картинка разымалась. Боль держала высоту.

Руки обмяли. Сил для борьбы совсем не осталось, и он рухнул в лужу собственной рвоты. Полузакрытые глаза успели засечь остановившиеся перед ним бледные человеческие ступни. Парень попытался прикоснуться к ним, но те на шаг отступили, оставаясь в поле зрения.

– Какого хрена ты здесь делаешь? – прохрипел низкий мужской голос.

– Я? – промычал Артем.

– Заткнись, пацан, не тебя спрашиваю, – огрызнулся неизвестный. – Это моя добыча.

– Сожалею, – послышался более робкий и научено вежливый ответ, – но человек пойдет со мной. У меня приказ.

– У меня тоже.

Боль в голове парня стала стабильной. Казалось, проживи он с ней пару дней, то мог бы даже привыкнуть.

– Я его забираю, – сказал грубый голос. Рядом с голыми ступнями остановились песочные военные ботинки. – Повезло, что раньше примчал. Странно, что он еще не откинулся.

– Нет, – вежливо отшил грубияна босоногий. – У нас нет времени для пререканий. Он идет со мной.

– Ты тупой?

– Эй! – выдавил из себя Артем и, обессилив от этого, зашторил взгляд, оставив лишь тонкий просвет.

Песочные ботинки развернулись носками к нему. Некто присел перед парнем на корточки и цепкой клешней схватил его за лицо.

– Тебе сколько лет? – спросил он.

Парень усилием чуть приоткрыл глаз. Его держал татуированный короткостриженый мужик в темно-синей толстовке. Очертания его лица были размыты, будто лица и не было вовсе.

– Двадцать один, – буркнул Артем.

– Хреново выглядишь, – заявил мужик и отпустил парня. – И несет от тебя тоже так себе.

Артем приземлился на прежнее место, уложив голову в остывшую зловонную жижку. Жижка издала глухой «хлюп». Мужик в песочных ботинках распрямился и вытер руку о черные штаны.

– Мда, – резюмировал он. – Не было печали, так зефирные примчали.

– Что ж, – вежливо произнес босоногий. – Я предлагаю тебе отступиться.

– Если я приду без него, меня накажут. И что хуже, одна прекрасная мегера пустит мои кишки сам знаешь на что, хотя… – он выдержал паузу и внимательно оглядел собеседника, – откуда тебе знать, евнух.

– Мне тебя пожалеть?

– Себя пожалей, ты в собачью какашку наступил.

Босой отступили на шаг.

– Ох, как же так.

– Нечего босиком по улицам шастать, что у вас за привычка, дурацкая.

– Там мы чувствуем себя приобщенными к любимому творению Создателя, – ответил босоногий все также сдержанно.

– Слышь, приобщенный, а подойти к одному из его любимых творений, увязшему в собственной блевоте, ты все же застремался, лицемер хренов.