Улица была пуста и знакома. На ней находились подвергнувшиеся идейным атакам Ариона музеи. Он знал все черные входы и выходы в них. Проникнуть туда он проникнул бы, но вынести оттуда хлеб насущный – всё равно, что получить задарма манну небесную. В кармане осталась полтина меди. Расстаться с ней означало полностью предать себя судьбе, удары которой то и дело обрушивали экскурсовода. Вначале он думал, что судьба – явление межгалактическое, но, когда он почувствовал, что её удары земные, Арион прозрел. Место судьбы заняли люди.
После окончания исторического факультета Арион оказался экскурсоводом в одном из музеев. Чувство от распределения было горьким. Он испытал танталовы муки, когда председатель выпускной комиссии, дав ему блестящую характеристику, сказал, что Арион в качестве допустимого исключения достоин свободного распределения.
– То есть? – мрачно спросил Арион.
Он был один как перст Божий в этом городе и председатель, грустный и тихий профессор истории, совершенно точно знал это.
Внешняя архитектура первого музея слагалась из трёх башен, низкорослых крепостных стен и окон, похожих на иллюминаторы огромных размеров. И сколько историк Арион, стоя перед музеем, не думал, из каких времён вынырнули эти башни: тупые, закрученные, словно винтовая резьба буры, в которых рукой создателя был схвачен и Восток, и Азия, и Запад… вся планетная география архитектуры – ответа не было.
Дверь музея была сработана в духе современности. Стеклянная. На двери остался крупный отпечаток ботинка Ариона. Уборщице так и не удалось смыть его. Стекло треснуло по своим стеклянным законам. В музее хранилась древность в виде наскальных рисунков с охотниками в колеснице и их жертвами. Лучники целились не в тварей, а прямо в сердце Ариона. На полочках в стеклянных футлярах хранились ржавые наконечники стрел, каменные топоры… В центре музея громоздилась колоссальная надгробная плита фараона. Как понял Арион, надгробье разбили на куски, втащили по частям и скрепили длиннющими стальными болтами. Так крепят кости для срастания. Он обследовал надгробную плиту фараона. Имя владыки проглотило время. Это была тайна, которая и привела Ариона в кабинет администратора.
– Вы поразительно редкое исключение среди современных молодых людей! – сказал хранитель музея, выслушав претендента на место экскурсовода.
Из кабинета Арион вышел с администратором и направился в отдел кадров. Там уже знали, что новый экскурсовод интересуется тайнами, а не «этим», как выразились, пощупав пальцами. Ариона представили, как молодого специалиста, только вчера закончившего институт, как профессионала, как холостяка, не обременённого семейными заботами, как любителя древних тайн, магии, эзотерики, реинкарнации, параллельных миров, сакральных и мистических идей, как будущего оригинального учёного с нестандартным мышлением, чьё имя пока не вписано в анналы истории, но чей титанический труд скоро пополнит мировую сокровищницу науки. После блестящей и авторитетной речи хранителя музея экскурсовода вписали перьевой деревянной ручкой в скромную графу штатов, прикрыв ладошкой то, что причиталось ему за труд. Год об Арионе говорили, как о человеке с совершенно сказочным направлением мысли. Экскурсовод был того же мнения о себе, пока не оказался в сапожной мастерской и не выложил собственную обувку через тесное окошечко на стол приёмщицы с кумачовыми, длинными ногтями.
– Да на Вашу обувку у нас ни одна рука не поднимется! – услышал он наполненный металлом голос.
Арион выложил ботинки на стол администратору. Они были похожи на обглоданный скелет рыбы – пираньи.
– Это противоречит Вашему направлению мысли! – сухо сказал тот, отводя взгляд от ботиночного скелета. – В Вашем возрасте я думал только о сакральных идеях.
– Хорошо, – добродушно бросил экскурсовод, – я подумаю об идеи.
Идея уже была в его голове.
– Вот и ладненько, – похвально отозвался администратор.
На следующий день обувка Ариона оказалась в стеклянных футлярах вкупе с лучниками в колесницах, ржавыми наконечниками и каменными топорами. Она стала бичом для музея. Администратор побледнел, увидев земную ношу экскурсовода возле вазы времён Рамсеса Великого, и сдался, когда обнаружил её у надгробной плиты фараона с клочком исписанного картона «В них ходил он!».
– Не позорьте человека, – прерывающимся шёпотом сказал он, услышав, как Арион торжественно объясняет загипнотизированным посетителям, что эту древность – экскурсовод ткнул в свою собственность, – сняли со скелета бывшего владыки.
Читать дальше