Анатолий Рясов: Предчувствие

Внезапно он впервые за все путешествие вспомнит о телефоне, этом средстве письма, отнюдь не речи, и, быстро осознав, что связи недостаточно для проверки почты и сообщений, начнет бессмысленно перелистывать старые послания, подумает, что уже завтра впервые увидится с той, кому адресованы все эти письма. С каждой мыслью о ней незнакомка будет представляться все более обворожительной. Но пока придется довольствоваться перечитыванием. Почти не сговариваясь, они изберут карикатурно-выспренний стиль, который станет чем-то вроде понятного только им двоим кода.

– Моя несравненная берегиня, правда ли, что в ваших краях люди вот-вот разучатся ходить, что они почти готовы летать, как птицы? Или это пустые толки?

– Отчего же? Именно так и будет!

– Но что же тогда станется с электрическими трамваями, постукиваниями тросточек по мостовой, шуршащими велосипедными променадами – всеми этими приметами большого города? Да и в полете ведь совершенно неудобно приподнимать в приветственном жесте шляпу – она того и гляди выпрыгнет из руки.

– Ах, сударь, перестаньте же рассуждать как ретроград. Ко всему этому быстро привыкнут, как когда-то к скрипу бричек или якобы непрактичным лорнетам.

– И все же я не готов к столь решительным новшествам, особенно по причине нежелания отказываться от конных прогулок, ведь, насколько я способен понять, в воздухе они окажутся невозможны. Пусть и взлететь, но превратиться в пешего – нет, к этому я пока не готов. Но соглашусь, все это не так важно в сравнении с тем, что уже через несколько дней я разгляжу мягкую улыбку под вашей вуалью.

– Я приду на первое свидание в маскарадной маске.

– Готов повиноваться, но только если это будет маска-лорнет!

– Подумаю.

– Лучше вслушайтесь в ветер. Ведь он у вас тот же, что и здесь?

– Он станет таким же только через день.

– Так вслушайтесь завтра, послезавтра.

– Непременно!

– Ах, вам наверняка помешает клацанье шпор.

– Странно, как речь способна отражать улыбку? Я едва ли смогу удержаться от того, чтобы прикоснуться губами к буквам.

– Вы будете измерять температуру письма?!

– Почему бы и нет? Но скажите, можно ли передавать мысли немотствованием?

– Конечно, и не только мысли, но и темноту, бледность, дыхание и еще уйму всего.

Как знать, возможно, позже мы прочтем еще несколько писем. Но сейчас пора вернуться в вагон-ресторан. Дело в том, что, на миг подняв голову, Петр обнаружит подсевшего за его столик гостя. Грузный мужик лет пятидесяти – без маски-лорнета, но с кустистыми бровями и широкими подглазными мешками, наотрез отказавшись от просьбы официантки просмотреть меню, без ненужных предисловий затянет (не)предсказуемый монолог (вероятно, приняв случайно поднятые глаза соседа по столу за приглашение на сцену). Почти без остановок, словно невыключенное радио. Прерываясь лишь на мгновения затяжек (вы легко сможете представить размятую толстыми пальцами папироску, прячущуюся в усах). Любитель покалякать, не иначе.

– Да, теперь все с телефонами. Вот и мой Петруха тоже. Хлебом не корми, а дай в экранчик поглазеть. А это ведь так просто не пройдет. Нет, я запрещать не стану, это не про меня, да и поздновато уже. Но вот что любопытно: он с каждой минутой столько новостей получить намерен, что не очень-то ясно, как они в голове-то его прямоугольной уместятся. Вот не дурак ли? Башка, она ж как шкаф: ну три тулупа туда впихнуть можно, ну десять, ну шубу еще, но всю-то меховую фабрику не вкрячишь же. Да и зачем? А заглянешь в этот экранчик, так там все туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда! Туда-сюда! Успевай моргать только. Черт его поймет, Петруху.

Икнув, продолжит:

– С другой стороны, возможно, оно и хорошо, что пялится, вдруг хоть чем-то заинтересуется. Все отложится, все подойдет к чему-то. Терпенье и труд все переберут. По кирпичику, глядишь, домик и сложится. То, что мы не поймем, надо думать, вы разгадаете. А? Судьба – такая ведь штуковина: чему быть, тому не миновать, полетим мы ей навстречу, станем пригораживать к ней шалашики наши, на ее земельке существовать, в любом из углов наша воля забиться – уж где кому вздумается, каждый сам вроде как решит, но куда забредешь, куда попадешь – все равно все тут наперед известно, ей – не тебе, так-то, братишка. В общем, поменьше говори, побольше услышишь. Так что уж пусть пойдет все своим чередом, по заведенному порядку, как часы тикающие, в механизм их лучше не суйся – перемелет в пыль тебя, дурака, и оглянуться не успеешь. А если вырвешься из железных лап да побежишь, словно петух ощипанный, так уж радуйся пощаде, что так, а не иначе все. И механизм тут винить смысла нет ни малейшего, так или не так? Он по своему плану играть намерен, тебя учитывать не обязан ни разу, так я скажу. Ешь пирог с грибами, а язык держи за зубами. Или вот иногда мысль придет: чтó мне, старику без пяти минут, – где лягу, там и закопают, велика ли разница? Или же так – плюнуть на все, да и дело с концом. Две жизни ведь не проживешь, как ни крути. А пока живехонек еще, махну куда-нибудь на край света, на рыбалку, в палатке буду рассветы-закаты встречать, воду пить из ладони, птиц слушать, красота ведь! Вот ведь все как: с какой стороны посмотреть. Выше головы все равно ведь не прыгнешь. Так не будет, а уж как-нибудь да будет. Почем знать? Согласен? А?..