Николай Панов - Клинок Стэллы

– Удивительно! Честно говоря, никогда не задумывался над этим.

– Так вот, наше эмоциональное восприятие – это чистой воды классицизм, а вот жесткая передача свойств – это авангард! В нем нет ничего лишнего.

– Так ведь как «ударить» может такая картина! – Глеб даже немного вспотел от своей догадки.

– Мало того! – Иван Иванович прилег на землю. – А теперь представь, что будет, если найдены тождества между авангардом и боевым искусством Востока?

– Так это что же получается? ― Глеб на секунду оторопел, а потом поднял на Ивана Ивановича испуганные глаза. – Это же…

– Именно мой дорогой! Именно! И противостоять этому нельзя! Наука идет вперед! – Иван Иванович заложил руки под голову. – А если плоскости добавить! То это вообще! Шик-блеск! Да были такие уже Проекционные театры. А главная проекция при условии наличия источника света, ну, какая?

Глеб немного задумался. А Иван Иванович подбодрил его:

– Ну же! Смелее!

– Тень!

– Именно дорогой! Именно тень! Вот тебе и первый базовый элемент мирового искусства. А теперь вспомни, чем отличается картина на полотне от скульптуры?

– Ну то есть как чем? Скульптура она и есть скульптура, а картина она и есть картина!

– Ну, да. Типа высказывания Шерлока Холмса, «Говоря Вашими словами, лестница как лестница». Ну а с точки зрения плоскостей? Как ты думаешь? – Иван Иванович испытующе смотрел на Глеба.

Тот задумался:

– Ну, картину пишут, а скульптуру ваяют.

– Ну а что значит, «пишут», «ваяют»?

– Ну, душу вкладывают, так что ли?

– Слушай, ну а о чем мы с тобой в таком случае уже всю ночь беседуем? – Иван Иванович даже губы поджал.

– Ну, что, как говорил Микеланджело, типа брал камень и отсекал все лишнее?

– Браво, ближе к цели, ну а как с точки зрения плоскостей? Ну, вот человек на фотографии смотрит прямо на тебя.

– Так, ― задумался Глеб, ― куда бы я ни пошел…

– Вернее, на какой бы угол, относительно просмотра этой фотографии ты не отклонился…

– Зрительный образ с фотографии будет смотреть только на меня! – выпалил Глеб.

– Именно! – Иван Иванович хлопнул в ладоши.

– А скульптура на это не способна! – чуть не крикнул Глеб.

– Вот и еще нашли принципы построения в искусстве, ― проговорил Иван Иванович, ― но пока еще первого порядка. Это и есть функциональная способность плоскостей. И ты никуда не денешься от передачи с их помощью воздействия, оказанного на тебя.

– А если зрителей много?

– Да хоть тысячи! Какая разница? Каждый получит в зависимости от своего восприятия. Это логика первого порядка.

– А что же тогда второго?

– Она будет работать вне зависимости от восприятия реципиента. Ей не помеха его эмоциональный образ. Он получит от передаваемого свойства вне зависимости от своего психического настроя именно то, что заложено в картине.

– Ну а если он воспротивится, будет сопротивляться? – спросил Глеб, чуя, как мурашки побежали по телу.

– Не знаю, ― уклончиво ответил Иван Иванович, ― не задумывался. Вон, смотри вперед. Видишь? Что это над водой?

Как будто экран поднялся над черной поверхностью воды озера. Призрачный экран, в котором отражались собеседники у костра. Этот экран дрожал от ряби. Как будто вода озера приняла перпендикулярное положение.

– Ну, узнаешь? – засмеялся Иван Иванович.

– Что это? – выпучив глаза, пролепетал Глеб.

– Система показывает нам, а в частности тебе свои небольшие способности. Вот это и есть – рабочая плоскость. Она как зеркало.

– Но этого не может быть… ― вновь пролепетал Глеб, глядя на эту вертикально поднявшуюся гладь «воды» с небольшой рябью.

Вдруг их изображения стали увеличиваться.

– Ну, что скажешь? – спросил было Иван Иванович собеседника, как вдруг увидел, что тот повалился без чувств.

Как будто экран поднялся над черной поверхностью воды озера.

Анна обладала еще тем характером. Она видела, что Ян пил фактически только один этот чай, да и выпил его прилично. И когда на ее очередной зов Ян, находившейся в ванной, не откликнулся, то поняла – случилась беда! Быстро подбежав к двери ванной, она постучала. Опять нет ответа. Тогда она заколотила в дверь руками и закричала:

– Ян! Живо открой! Ян!

Тут до деда Антона все дошло!

– Да раскудрит твою через коромысло! Серафима! Ты чаво натворила?!