Сабина Тикхо - На языке эльфов

– Ты вроде не веришь в судьбу.

– Я сказал, мне неприятно думать, что мной манипулируют. Но, если нужно было бы выбрать кого-то одного, кому можно будет мной манипулировать, я б…

– …ты бы выбрал меня.

– Предсказуемо?

– Слишком много «бы».

И вопросов.

Что тебе нужно? О чем думаешь?

Кем кажется полуночник, слоняющийся в резиновых сапогах каждую ночь с часу до трех? Этот полуночник для тебя чуть больше, чем чудак с философско-психологического, имя которого многие уже забыли, слишком привыкнув к прозвищу?

Или все куда более пресно. Экзотический трофей, гипоманиакальный порыв?

Следи за рукой, Чон Чоннэ.

Ночью мир одиноко бессмертный, как я и весь мой род. Бессмертно одинокий, подобно моим вековым прогулкам. Так всегда было. С постоянством, к которому я привык.

А потом появился ты.

Вопреки моему желанию и железному упрямству, разделяешь меня на два, превращая в пять десятых.

Ты – это по-прежнему целая единица. Участник и завсегдатай всех прочих чисел. Полиаморный. Часть другого народа. Другой картины мира.

А у меня есть небо, и оно гремит, предвещая дождь и яркие штрихи белой краски. Оно пишет кистью. На языке моего народа.

Говорит, что я уже убит.

– Я открытая книга. – Ты же коротко вздыхаешь и совсем по-детски покачиваешься на носках. – Если не понравился со стороны, у меня вряд ли получится завоевать тебя вблизи.

– Завоевать. – Я хочу поморщиться. Это слово – вечная ассоциация походов, после которых я сам себя проклял. – Интересное ты выбрал слово.

– А как ты хотел. Эльфы же никому не достаются. Тут только воевать.

И не улыбаешься. Перестал качаться на носках, теперь смотришь и смотришь. Упрямый.

– Не нужно воевать, Чоннэ. Ты мне не нравишься.

И это правда.

– Ты же ничего обо мне не знаешь.

А это не совсем.

– А ты ничего не знаешь обо мне.

– Так расскажи.

– Тебе не понравятся мои истории.

– Тем лучше для тебя, правда же? – Неправда. – Ты же теперь больше не заговоришь со мной?

Неважно, что и где колется и шипит. Неважно.

Я согласно мотаю головой.

Ты молчишь. Как будто что-то в тебе назревает, вот-вот даст ростки.

– Разреши подходить и задавать по одному вопросу в день. – Вот что. – Всего один.

– Нет.

– Почему сразу нет?

Потому что наступит день, когда вопросы прекратятся. Я не хочу его ждать и все равно оказаться неготовым.

– Потому что ты мне не нравишься.

Надо уходить. Надо прошлепать по этим космическим лужам прочь от Джорджа Вашингтона и черничной куртки.

Прочь.

У тебя древесный одеколон. Со свежестью улиц и запахом ночи слишком ласкает мне кожу, но отвожу взгляд и делаю шаг.

Потом легче. Мне больше необязательно на тебя смотреть. Просто мимо, просто обратно. Просто ск…

А вот это нельзя. Касаться меня без разрешения.

Я пытаюсь потянуть на себя: отпусти, но ты держишь крепко поверх локтя. Мне не больно. Не там, где твои пальцы поверх моего плаща. Отпусти.

Отпусти.

– Отпусти.

– Итан. – Больше, чем чудак с факультета психологии и философии. – Я полтора года не сплю ночами, чтобы побыть с тобой.

Мы плечом к плечу. Я спиной к президенту, ты – лицом. Профилем.

Остальное – ко мне.

Чувствую твое дыхание. Жевал арбузную жвачку. Куда она потом делась? Выплюнул где-то на ходу.

Я так же не хочу.

– И столько же преследуешь меня до Хингама каждую пятницу.

Бито.

Выпускаешь руку и отводишь взгляд. Теперь ко мне профилем, лицом – к президенту. Глаза мерцают, запирают в кольце огни гирлянд и влажность ночи. Опускаются к мокрому асфальту.

Стушевался.

Действительно думал, я тебя не замечаю, не знаю, что ты всегда наблюдаешь? В тени, среди толпы и в частотах шума.

– Как давно ты об этом знаешь?

Тихо, но смиренно.

Я вижу: этого стыдишься. Есть основания.

– Давно.

Твои блестящие глаза поднимаются от земли и теперь выше, снова к фигуре Джорджа Вашингтона.

Я чувствую, а потом оборачиваюсь. Чуть вперед – и могу коснуться носом смуглой в сумерках щеки. Она, наверное, холодная. И теплая тоже.

Вблизи ресницы у тебя пышные, как елочные иголки, – острые, а брови густые, открытые стараниями ветра. Мягкие, наверное, если провести пальцем.

– Из-за этого отказываешь?

Изо рта пар, и я смотрю на губы. Чуть обветренные, мокрые от слюны.

– Из-за твоих преследований? – Выдыхаю тоже. Теплый поток толкает тебя в щеку, побуждает обернуться. Я могу найти свое отражение у тебя в зрачках. – Нет.

– Тебя это не пугает?