Татьяна Чекасина - Пять историй

Выдвинулся Зайцев. Лопочет о том, что так копировать с документов в исторические романы (такие теперь и пишет Иноперцев) умеет только великий Афанасий Завидович, а вот Широков, если брал какой-нибудь документ для использования в романе, к счастью, ему не принадлежащем, то переделывал.

– Для сравнения, – глянул в сценарий: – «В то время на Волге стоял ледоход…» (Это из сводок бюро погоды того времени). А Широков: «Никакого ледохода пока нет, река закипит потом».

– Я бы тоже подправил бюро погоды, – с добродушием победителя возвестил Иноперцев. – Засупонился лёд на реке, ледоход разбурокнул воду, и всё утопила вода!

Ведущий, бывший работник ЦК ВЛКСМ, а теперь передовой телевизионный мальчик, автор проекта «Асфальтовый каток» по фамилии Кагэбович, зааплодировал. Следом раздались хлопки зависимого от него персонала.

Так Иноперцев утвердился «в этой стране», как он говорит, в должности первого и непререкаемого писателя.

Семья в холле аэропорта Шереметьево-два.

Прощай: Россия (вечно немытая!); Москва (вечно грязная); Северный бульвар (вечно тоскливый); «китайская стена», квартира в ней, агентство «Интеррусь» («Продажа недвижимости в один день»)! И вот скоро рейс на Монреаль!

– Подойди ко мне, Билл, – мама по-английски Борьке Зайцеву.

– Тони, не бегай по залу, – папа по-английски дочке Антонине.

– Я никогда не была так счастлива, – мама папе по-русски.

– О кэй, я – тоже.

Евгения опять заехала к Широковым, докладывает о принятых ею мерах. Но телепередача…

– Выключи, Лада, – говорит Шура.

– Нет, пусть, – сказав это, Анна Ивановна смолкла.

Евгения и брат с сестрой возмутились невежеством Иноперцева, усмехнулись варианту «ледохода». Этот шут, этот неумеха как пишущий мнит себя великим, непревзойдённым! Прямо классиком!

– Вот папа…

– Давай – в суд, – Шура не верит в манёвр, предпринятый Евгенией.

Лада ответила брату, мол, суды ничего не решат в их пользу, теперь всё на пользу иноперцевым. Взгляд её остановился на матери.

Наверное, вдова Александра Емельяновича устала от его травли. Глаза прикрыты.

– Мам, – удивление Шуры.

Анна Ивановна не ответила.

– Тебе плохо? – Лада подскочила к креслу, в котором сникла ещё не старая женщина. – Мама, ответь!

Евгения вызвала «скорую».

На телеэкране улыбался Кагэбович, Зайцев-Трахтенберия, точно зайцев из рукава, доставал новые «доказательства плагиата».

«Скорая» на пороге.

– Когда она умерла? – проверил пульс молодой быстрый врач.

– Как умерла? Не может быть! – вскрикнула Лада. – Она в обмороке: у неё больное сердце!

– Нет, она мертва.

– Надо, надо хорошенько обтемяшить всю-всю Россию! – успел вякнуть из телевизора голосом победителя виннипегский хмырь.

Анну Ивановну дети увезли хоронить на Волгу, туда, где могила её мужа, величайшего писателя современности. Эти уголовники иноперцевы должны ответить за кончину вдовы.

Капало. Лила слёзы на сугробы весна.

Появилась автомашины. Милиция и сотрудники ИМЛИ.

Евгения убедила кое-кого из влиятельных людей в необходимости такой акции. «Всю полноту ответственности беру на себя!» Говоря так и подписывая необходимые бумаги, глядела, не мигая, будто в очередной взрыв на полигоне, где испытывала на крепость трансформаторы.

Приблизились вплотную к двери, будто не в старый московский дом, а в пещеру Аладдина. «Лампа» – у милиционера фонарик.

– Пойдём с парадного?

И тут до них донёсся какой-то шум. Вверху на чёрной лестнице происходило нечто чёрное, криминальное. Крики, грохот…

– Ломайте дверь! – скомандовала Евгения.

Ворвавшись в темноватый тамбур, увидели парочку каких-то… киллеров (блондин и брюнет). Но те, заметив милицию, удрали.

На кухне головой к духовке, выпавшая (или выкинутая?) из коляски Клотильда беспомощно вертела руками. Газ в плите открыт…

Чемодан был цел. Черновики отправили в архив, Клотильду – в больницу. Газ перекрыли, квартиру заперли.

Евгении показалось, – над домами мелькнуло лицо Мастера («Спасибо, девочка»). Вот так и приходят к нам с неба пробуждающие нас голоса…

Иногда кажется, что постоянное возвеличивание инвалидов современными средствами массовой пропаганды делается для того, чтобы не делать для них ничего; не проявлять к ним истинную доброту, создавая для них прекрасные условия жизни. Не такие условия, например, когда умный и деятельный инвалид зарабатывает неплохо, но при этом у него государство отнимает его кровную пенсию, данную по инвалидности с детства, что и происходит до сих пор.