Юрий Прыгунов - Басни нашего времени

«Не знаю. Не хочу башку свою морочить!

Медведь сказал – не вякай. Выполняй!»

Ей Заяц говорит: «Мои устали очи

И уши слушать бред твой. Ну, слиняй!»

Ворона пригрозила: «Что ж, рвану за Мишкой!

Он быстренько тебя к порядку приобщит!»

Помчала. Горлопанит: «Миша! Миша! Мишка!

Косой наглец малину рвёт – подлец! Дерзит!

Он тут! Пристроился в малиннике, гадёныш!

Меня с тобой – с тобой (!) – не ценит ни на грош!»

Медведь кричит: «Бегу! Держи! Каков змеёныш!»

Земля вдруг расступилась – в яму рухнул. Что ж…

Орёл к Вороне подлетел: «Исчезни, удо..!

Твою корону счас пристрою кой-куда!»

Ему Ворона: «Растворяюся отсюда…

Со мной не свидитесь, клянусь я, ни-ког-да!»

Мораль сия проста: Не будь же жаден, мерзок!

Особенно к тому, что всем (!) принадлежит;

Не делали потомки чтобы с рожи слепок —

В напоминанье людям, что здесь… зло (!) лежит.

Жила близ дома, в деревушке бедной,

Огромная коварная Змея…

За девочкою наблюдала сле́пой —

Ждала, когда уйдёт её семья:

Чтобы внимание их притупилось,

Оставили они её одну,

И тут бы у рептилии открылась

Возможность для броска – в густом саду!..

Девчушка часто там сидеть любила:

Гадала, сколько птиц вокруг поёт

И сколь цветов вложили свою силу

В тот аромат, что вкруг неё живёт.

И вот однажды рядом ощутила

Она дыхание и боль зверька,

Рукой погладила – вниманье обратила,

Что он в капкане: влажный был слегка…

И тут же крикнула, отца позвав и маму.

Те прибежали: «Доченька, мы здесь!»

Отец сказал: «Детёныш это – ма́нгу.

О, Боже правый, он в крови же весь!»

И быстро лапу вызволил из плена

И, рану обработав, вновь принёс.

Дочурке дал его он на колени.

Малыш уткнул в неё свой мокрый нос…

И так, обнявшись, два дитя сидели…

К закату солнце уходило с крыш…

А с двух сторон на них внимательно смотрели

Глаза Змеи – и мамы, чей малыш…

Змея решила: час настал – вот – звёздный!

И резко ринулась, шипя, туда.

Переполняясь ядом, видом злобным:

«Две жертвы сразу! Это ж красота!

Мне повезло! И ужин будет славный!

Терпение сработало моё!

Настал момент мой самый, самый главный!

Не упущу теперь! Никак – своё!»

И вдруг пред ней пружиной распрямилась,

Как молния, сошла пред нею мать

Того детёныша, с которым обнималась

Слепая девочка, сказав: «Стоять!

Ты собралась напрасно к моим детям!

Меня попробуй прежде обойти.

Предупреждаю: здесь одно лишь светит —

Без головы на свет иной уйти!»

Змея шипит: «Мангусты, вы смеш-шные.

И лезете всё время на рож-жон.

И просто идиоты вы сплош-шные.

Детёныш твой – один. Я вижу. Во-он!

Моя слепая. Да. Моя добыча.

Её давно я здесь уж стерегу!

Таких, как твой, мне не нужна и тыс-ча.

Бери. Легко вас отпустить могу».

«Слепая – ты, ползучая верёвка.

Не видишь смерть свою? Смотри!» —

Броском умелым, резко, очень ловко

В змею вцепилась ниже головы…

Та стала кольца строить, извиваться…

Напрасные потуги. Всё – зазря.

В итоге с головой пришлось расстаться

Той, что была – недавно лишь – змея…

На этот бой хозяева взирали;

И как зверёк победу одержал!

И с замираньем сердца увидали:

Малыш, хромая, к маме побежал!

Вдруг девочка: «Целует он же маму!

Я – вижу это! Вижу! Вижу я!

И вижу вас, родные папа, мама!»

Они, заплакав, обняли дитя…

Мангусты стали жить с людьми в их доме.

Служили верой-правдой много лет.

А змеи обползали стороною,

Шипя лишь злобно: «Нам здесь места нет…»

Любовь, друзья! Она всем миром правит!

И исцеляет всяческий недуг!

К спасению она дорогу знает!

И наполняет всё (!) собой вокруг!

Медведь, весною из берлоги выйдя,

Вдруг обнаружил молчаливый лес,

Как будто кто-то, всех вокруг обидя,

Вогнал оставшихся и в страх, и в стресс.

А ведь ложась в берлогу на зимовку,

Лисице, Волку, Кабану сказал:

«Хранить хозяйство с толком, с расстановкой,

Чтобы никто бесследно не пропал!

И в целости, сохранности весною

Всех должен я увидеть, лицезреть!

Поэтому вкушайте схрон зимою,

Чтоб с голоду не сгинуть-помереть!»

Заверили те Мишку, аж божились,

Что будут бдительны (!), и всё стеречь!