Алёна Дурыничева - Дарующий смерть

Ее лицо исказилось от боли, и наслаждения. В этой боли она видела искупление вины. Как святая мученица, просящая о смерти во благо. Это изысканное наказание на свой день рождение она придумала тридцать лет назад. Каждый год в день смерти она берет чужую машину и пытается умереть. Снова и снова стремиться приблизиться к смерти.

Палец сросся с кистью. Лицо гладкое, без порезов, без оторванных кусков плоти. Все на месте. Раны затянулись, боль отступила. Ни синяков, ни шрамов. Никаких улик, никакой памяти. Все аварии переплелись, они все как одна, самая первая – самая страшная.

Люди сбежались посмотреть, что происходит и посочувствовать. Ей все равно, через пять минут они уже не будут помнить, кто сидел за рулем. Никто ее не вспомнит. Такова ее работа, быть не заметной.

39

В замке зашуршал ключ. Скрипнула дверь. Вера радостно выбежала из кухни, неся с собой ароматный шлейф чего-то весьма аппетитного. Из кухни доносились бурлящие и шипящие звуки, издаваемые слаженной работой кастрюли, сковородки и плиты. В бегая в прихожую девушка запнулась о круглый коврик и с грохотом упала на пол.

– Почему ты такая неуклюжая? – сказала худая женщина, протягивая Вере пакет.

Она не просто худая, но и не тощая. Ее худоба выглядела болезненной. Возможно, это впечатление, усиливала ее серая кожа. Каштановые волосы небрежно убраны в пучок. Вокруг блеклых усталых глаз разбегались морщинки. Она протягивала Вере пакет и заботливо улыбалась. Правый уголок ее рта легонько подрагивал.

Вера взяла у женщин пакет и побежала обратно в кухню. Шурша пакетом, она раскладывала продукты по своим местам и тихо, себе под нос, напевала.

– Мам ты будешь ужинать? – крикнула она из кухни, не переставая улыбаться.

– Да, сейчас приду, – отозвалась болезненно худая женщина.

Вера как тетушка пчела летала по кухни, накрывая на стол. Она напевала все туже веселую мелодию, застрявшую в голове. Легко порхая от плиты к столу, раскладывала по тарелкам картошку и куриное рагу. Она любила готовить для мамы, а еще больше любила свою маму. Именно, в эти моменты чувствовала себя счастливой, надеясь, что эта любовь и забота взаимна.

– Как дела в университете? – На пороге появилась мама.

– Как всегда хорошо.

Женщина как тень прошла к своему стулу и бесшумно села. Ее движения медлительны. Одновременно задумчива и растеряна. Она ни на секунду не обратила внимания на прядь волос, которая выпав из пучка, и повисла перед глазом. Она вяла ковыряла рагу и изредка посматривала на дочь.

– Тяжелый день? – решила полюбопытствовать Вера.

– Обычный.

– Что делала? – Вера пыталась разговорить маму.

– Работала, – вяло ответила женщина, не замечая стараний дочери.

Раньше они подолгу говорили о разных глупостях, много смеялись, щекотали друг друга. Часто ходили в парк собирать листья осенью, лепили снеговиков зимой, летом разглядывать букашек. По вечерам накрывались одеялом и представляли, что ходят в гости пить чай к графу гусенице, сеньору мыльному пузырю и миссис кружке. Иногда играли в монополию и собирали пазлы. И очень много смеялись. А потом пришел страх и все изменилось.

– Вот и поговорили, – грустно констатировала Вера, положила тарелку в раковину и ушла к себе в комнату.

Там ее уже ждали. Призрак мальчика подростка, на вид лет семнадцати. Лохматые волосы цвета карамели и редкие веснушки на лице. Грустные глаза и нетерпеливая поза. На футболке в области живота находилось огромное красное пятно.

– Привет – ободряюще улыбаясь, произнесла Вера.

Она включила свет, задернула окна плотными шторами и поудобнее уселась на стуле.

– Что случилось? – говоря эти слова, Вера почувствовала себя первоклассным психологом, к которому записываются на сеанс за месяц, и только богатые и знаменитые. А она, делая умный вид, произносит «Хотите об этом поговорить».

Призрак, измеряя шагами комнату, не задумываясь, ответил:

– Меня убили. Представляешь, меня убили, – он сильно возмущен. – Как это было? Неожиданно. Было ли мне больно? Да, боль адская. Света, о котором так много говорят, я не вижу. И что теперь делать? Я умер, а эти козлы живы. Убили меня из-за восьми ста рублей и закапали. Вот уроды.

– Мне жаль.

Призрак вздрогнул, и странно посмотрел на Веру, словно, только что ее заметил. Она не успела понять, какие нотки в его взгляде ей показались странными, они быстро исчезли.

– Мне тоже. – ответил он.

–Так за чем ты пришел.

– Я же уже говорил, меня убили и закопали. Представь, каково знать, что твои останки закопаны в парке, где писают собаки. Не очень, да?