Наталья Юлина - Настоящая африканская жизнь

Вы поняли уже, что Африка – это не Тверь и не Ступино. Поэтому продолжим про Африку.

Вот они. двадцать пар глаз, горящих страстью к математике – хочется думать. Жгуче черных. Нет, один юноша с узким задумчивым лицом – обладатель зеленых, наподобие крыжовника, глаз. Говорят, так выглядят кабилы, коренное население Алжира.

Объяснив материал, пробую узнать, что понято. Ничего не понято. Объясняю другим способом – все те же горящие глаза. (Если вы думаете, что московские студенты понимают с первого раза, вы ошибаетесь. Разница только в том, что у наших не горят глаза. После арабских студентов наши выглядят мешками с мукой). Пробую третий раз, бессильно умолкаю, подхожу к окну, гляжу на море. Оно волшебно спокойно, поворачиваюсь к аудитории, спрашиваю, что такое вот эта функция? Тишина длится, и, наконец, из глубины аудитории «un monstre». Все вместе хохочем. Ну, вот, первый выделенный юноша, Азиз, невысокий, не очень опрятный мальчик, похожий на добрую, смешливую маму пятерых детей. Я чувствую, что отношение его ко мне не испортится, даже если в группе что-то пойдет не так. Группа целиком мужская.

Группа с девочками выглядит более аристократично. Вообще, в Москве тоже, если нет девочек, то группа напоминает зверинец. Быстро среди мальчиков вылезают грубые отношения соперничества, не подумайте, что в учебе. Даже входить в такую аудиторию нельзя расслабленной, хотя, всё зависит оттого, кто лидер. Как правило, это устойчивый середнячок, и он – не худший вариант, хотя рвения к учебе в аудитории не жди. Опасней насмешливый, возможно способный юноша со стремлением оттянуться совсем в другом месте. Тогда группа глуха и слепа ко всему доброму и вечному.

Здесь, конечно, другое. Во-первых, студент плохо подготовлен, и к тому же смотрит на меня как на диковинку, ведь женщин-преподавателей всего две-три на нашу нефтянку, то есть нефтяной институт. От того, какую оценку я поставлю в конце семестра, зависит распределение, а значит и материальное благополучие. Поэтому на контрольной никто не даст соседу списать, всеми силами отгораживаясь от него. Это уже рыночные отношения, здесь любовь к ближнему обязана, скромно потупив глаза, уступить место другим чувствам. Да и за текущую неуспеваемость студент мог загреметь в армию, воюющую тогда в Сахаре. Однажды, на стене в коридоре вывесили результаты последней контрольной. Мой студент с неудовлетворительной оценкой, в толпе своих товарищей, не видя меня, говорил: « я не хочу надевать высокие ботинки, не издевайся надо мной, мадам». В голосе звучала угроза.

Дома в это время шла кампания завышения оценок. За двойки беседа куратора курса с преподавателем в деканате, даже тройка не приветствовалась, нужны были четверки и пятерки. Начинался преддемократический маразм. Тут в Африке можно было не идти против совести. Но привычка свыше нам дана, и один интеллигентный преподаватель был выслан из страны алжирской администрацией за регулярное завышение оценок.

Девочки в группе химиков, – а это тебе не бурение, – разные, но одинаково старательные. Встретив одну после долгого перерыва, я увидела, что она тянется целоваться. И я поцеловала ее в щечку, Ведь мы, люди с полинезийских островов, не привыкли мелочиться. Она слегка коснулась меня щекой. Уж очень всерьез мы принимаем западный этикет.

Если посмотреть на моих студентов несколько сверху, то увидишь простосердечных, очень небогатых юношей. Девушек слишком мало, чтоб принимать их во внимание, но они производят впечатление большего благополучия, чистенькие, аккуратные, одетые по-европейски.

Никогда не видела толстых или даже упитанных молодых людей. После занятий на улицах часто встречаешь студентов, палочкой выковыривающих йогурт из крошечной коробочки. Одеты они, если прохладно, во что-то вроде накидки из мешковины, вязаную, нашу лыжную шапочку с помпоном, и на ногах неизменные резиновые шлепанцы через палец. Зимой температура 10 градусов по большей части, однажды выпал снег, но часа через два растаял. Цыганское безразличие к холоду и голоду – это, наверно, культурный код номадов, всадников, голые ступни которых погружены в теплую шерсть верблюдов.

Первый семестр давался с трудом. Все время уходило на подготовку к занятиям. Через две недели я знала всех в трех моих группах по имени-фамилии, отличать имя от фамилии я не умела. Например, Абу Азиз. И где что? Так что толку от этого получилось мало. Контакт вяло провисал. Тяжело врубалась в их магребский французский. Вопросы с места приходилось переспрашивать. Моя привычная требовательность, может быть, даже авторитарность, пробуксовывала.