Екатерина Бочарова - А могло быть иначе…

– Тамара Васильевна, а вы, почему домой не идете.

– Автобус жду моя хорошая, а ты так не убивайся, все хорошо будет.

– Надеюсь, сквозь слезы ответила я.

Дима уже завел мотоцикл и с нетерпением ждал меня.

– Ну что ты так, нечего страшного не произошло, я ведь тоже служил и нечего вернулся, живой.

– Дима, а если Афганистан?

–Даже думать такое забудь. На вон лучше одень. Он протянул мне каску, я, молча села на заднее сидение, его старенькой «Планеты».

Вернувшись домой, ушла в свою комнату и весь день ревела в подушку. В голове лишь роились мысли о том, что Игорь не прейдёт не сегодня, не завтра, не через неделю. Расставание далось очень тяжело. В нутрии что-то оборвалось. Быть может по тому, что я всегда боялась остаться одна, с раннего детства, с того момента, как потеряла родителей. Страх одиночества преследовал повсюду. В этот день теть Маша не беспокоила меня, давая возможность побыть одной. Наверное она понимала все мои страдания, которые можно назвать одним словом первая любовь. Первая любовь порой коварна и обманчива, но незабываемое, неподдельное чувство, несравнимое не с чем другим. Когда живем любимым человеком, встанешь с мыслями о нем и считаешь каждую минуту до встречи. Так произошло и со мной. Я с нетерпением ждала писем из армии. А когда получала, перечитывала снова и снов, представляя, как тяжело ему в части. Игорь служил на Востоке матросом. Он писал обо всем, как ему там нравится и как он скучает. Я собирала письма в стопочку, аккуратно пронумеровывая каждое сразу писала ему в ответ. Отсчитывая дни, когда судьба снова сведет нас вместе. Не могу сказать, что с того момента, как он уехал, моя жизнь превратилась в затворничество. Это далеко не так. Как и прежде, с подругами ходила в клуб на танцы. Гуляла на реке до раннего янтарного рассвета. Нечего не изменилось, только тоска темной кошкой прокралась в душу и тихо притаившись, жила в ней. Но старалась гнать из головы черные мысли, продолжать радоваться жизни. Иногда на улице мы виделись с Тамарой Васильевной. Я спрашивала ее о сыне, а она, в свою очередь, немного нехотя рассказывала о том, какие письма пишет он ей. При каждой нашей встречи я робела перед ней, словно маленькая девочка. Боялась произвести плохое впечатление.Тамара Васильевна очень своеобразный человек. Высокая, с первого взгляда, можно сказать, суровая женщина. Сколько себя помню, она всегда ходила с гордой осанкой, ровно держа спину. Круглая тугая шишка из волос на голове, платья ниже колена, строгий вид. Она напоминала мне одну из школьных учительниц. Пронзительный взгляд, чайные, как у Игоря, выразительные глаза, прямой нос, округленный подбородок. Тамара Васильевна одна растила Игоря после своего развода с мужем. Она не препятствовала общению отца с сыном. Она не была против наших отношений. Но всегда давала понять, что не в восторге от того, что мы встречаемся. Так прошло два с половиной месяца. За это время я поступила в техникум, как и планировала. И вот в конце августа тетя Маша провожала меня в город на учебу. Садясь в электричку с большой дорожной сумкой наперевес, я отчетливо понимала: начинается новая страница в моей жизни. Эти изменения радовали и отвлекали от навязчивых мыслей о Игоре. Как давно я мечтала о том, как начну жить самостоятельно. Именно сейчас принимала ситуацию с любовью и благодарностью. Ожидая от новой жизни только лучшее. Впереди ожидали два года жизни в студенческом общежитии Технологического техникума. Новые знакомства, новые впечатления. Путь с Ермаков до Красноярска предстоял долгий, около десяти часов. Но это не пугало. Наоборот, я радовалась, чувствуя себя взрослой. В вагоне плацкарта было очень душно. Люди бесперебойно разговаривали между собой. Достав из сумки книгу, увлеклась чтением, стараясь отвлечься. Ранним утром приехала в Красноярск. Нужная станция находилась рядом с техникумом. Горделиво вышагивая, уверенной походкой направлялась к расположенному возле техникума общежитию. На входе меня встретила открывавшая входные двери приветливая старушка – вахтерша баба Зоя. проводила в комнату. Где предстояло прожить ближайшие два года.

Комната абсолютно обычная. Три односпальные панцирные кровати, три стула, письменный стол на железных ножках, три стареньких тумбы, один плательный шкаф. По стенам наклеены зеленые однотонные обои, на окнах отсутствовали занавески. В комнате имелось все самое необходимое для жизни. Инвентарные знаки, жирно нарисованные белой краской, украшали каждый предмет интерьера. Общежитие строго женское. Молодые люди не допускались даже в дневное время. Следила за порядком, словно дозор, все та же баба Зоя и комендант общежития Петр Николаевич. Студенты весело шутили, что баба Зоя – старожила общаги. Она носила широкие очки, напоминающие окуляры, седые волосы, соборные в тугую шишку. При своем небольшом росте она выглядывала из окошка своей вахты, напоминая гриб. Ее лицо было усеяно глубокими морщинами, и некто не мог определить, сколько лет ей на самом деле. Если в общежитие пытался пройти смельчак, то баба Зоя громко, словно сирена, сбивала его с пути одной только фразой.