Татьяна Маркинова - Нужно верить

Мать Ванюшки, оставшись без хлебного пайка и не зная, где его заработать, помыкалась, помыкалась и слегла. Вот уже несколько недель спускалась с печи только раз в день, чтобы сходить в туалет. Теперь она постоянно лежала под старым грязным тряпьем, время от времени приподнимая голову, чтобы посмотреть на ребятишек.

Тяжело было Ванюшке смотреть на мать, которая всю войну работала наравне с мужиками и ни разу не охнула, не пожаловалась на тяжелую жизнь. Тянула семью, как могла, отдавая свой паек детям. Себе оставляла лишь крохи, чтобы были силы проснуться на следующее утро и снова пойти на работу. Ванюшка вспоминал мать, какой она была до войны. Веселая, красивая, улыбчивая, а сейчас почти седая, худенькая, сгорбленная.

Если бы сегодня ее увидел муж, которого она пять лет назад провожала на войну, он бы свою любимую не узнал. Настолько она изменилась, состарилась не только внешне, но и внутренне.

Что поделать, мысли о смерти, которая ходит близко-близко, угнетают человека, по капелькам высасывая из него жизненные соки.

Ванюшка шел по деревне, вспоминал свою работу на заводе и думал, что хоть она и была тяжелая, но зато постоянная. Младшие ребятишки, пусть и по чуть-чуть, но все же ели хлебушек, а теперь он не знает, куда ему податься в поисках работы, где заработать корку хлеба, чтобы накормить мать и братьев. Он шел по широкой улице и прислушивался к далекому гулу проезжающего поезда. Сейчас бы, ранним утром, он предпочел услышать крики петухов, которые до войны были в каждом дворе. Но так получилось, что их не осталось ни одного. Последний, у соседей Ванюшки, зимой издох от голода.

Деревня, в которой жил Ванюшка была небольшой. Всего-то в две улицы, но очень длинных. Находилась она в семи километрах от города, что было очень удобно. Именно из-за железной дороги и близости к городу завод сюда и привезли. Правда, сейчас от него не осталось и следа.

Думая о недавнем, мальчишка дошел до раскомандировки, куда каждое утро забегал председатель, чтобы распределить обязанности среди работников. Впрочем, обязанности людей особо не менялись, но все равно так привыкли и так нужно было делать.

То же самое было и этим утром. Стоило только Ванюшке прийти на место, как из-за угла вывернул сам председатель Николай Лукич. Пожилой уже человек, но все еще в силе. Громким голосом он поприветствовал всех присутствующих, глянул и на мальца. Видимо понял, зачем тот явился.

К председателю подошел бригадир, сухой столетний дедушка, который по совместительству еще работал и конюхом, и сторожем, и еще Бог знает кем. Работы выполнял много, как и все другие работники. Давно он уже собирался на отдых, да все никак не получалось. Дела передать ему свои было некому.

Вот скоро мужики с войны начнут возвращаться, тогда-то он и отдохнет. На это надеялся бригадир и ждал того спокойного времени, а пока надо было пахать за десятерых, и неважно двадцать тебе лет или сто.

Ванюшка терпеливо стоял в сторонке. Наблюдал за разговором взрослых. Дав распоряжения, председатель наконец-то подошел и к нему.

– Чего ты здесь в такую рань? – спросил он мальчишку.

– Знаете ведь зачем, – просительно заглянул в глаза председателю малец.

– Говори. Не тяни время, – нахмурился Николай Лукич.

– Работа мне нужна. Мамка и ребятишки уж, какой день не знамо, чем живут. В доме шаром покати ничего нет, – грустно ответил мальчуган.

– Нету для тебя подходящей работы. Мал ты еще, – отвел взгляд в сторону председатель.

– Как это мал? Как это мал? – дрожащим голосом быстро заговорил мальчишка. – В войну на заводе по четырнадцать, а то и шестнадцать часов работал, мал не был, а тут мал? Как же так?

– Война закончилась. О школе надо думать. Пусть теперь другие работают. Хватит детям горбушки ломать, – продолжая смотреть вдаль, ответил Николай Лукич.

– А как же мне сейчас жить? Чем кормить семью? Отец-то у меня погиб. Я за него остался, – чуть не плача лепетал Ванюшка. В глазах мальчишки потемнело, сердце его сжалось от боли. Сколько лет он на заводе трудился, мастером почти стал, а тут оказался никому не нужен. Даже председатель, зная его заботы, отказался ему помочь.

– Извини, брат. Ну, нету у меня для тебя работы. Нету, – сказал он и резко зашагал к сельсовету, где уже начали собираться бабки, тоже с какими-то своими просьбами: у кого дрова закончились, у кого печь развалилась. У всех были свои проблемы, которые нуждались в незамедлительном решении.

Постояв немного и проводив грустным взглядом сутулую фигуру Николая Лукича, мальчишка вытер выступившие слезы и чуть не упал от усилившейся дрожи в ногах не то от голода, не то от бессилия перед сложившейся ситуацией. В этот момент он почувствовал себя таким маленьким, слабым и беспомощным, что захотелось просто рухнуть на мерзлую землю и больше не вставать. Так тяжело было на его сердце, так больно и темно, что, казалось, вот-вот душа покинет его уставшее тело и наконец-то настанет облегчение, свобода, о которой он уже и думать забыл.