Елена Касаткина - Отложенная месть. Следствие ведёт Рязанцева

– Интересная история, но какое отношение она имеет к нашему случаю?

– Я встретила её. В тот день у меня были занятия по музыке. Когда я выходила из подъёзда, она шла мне навстречу, вся воздушная, счастливая, такой я её давно не видела. Быстро бросив в мою сторону: «Привет», она проскользнула в подъезд. Больше я её не видела. Никогда. После занятий с репетитором, я пошла к подруге и пробыла у неё допоздна. Когда вернулась домой, мама сказала мне, что какая-то девушка выбросилась с крыши нашего дома. Я сразу поняла, кто это.

– Несчастная любовь? – задумчиво произнёс Махоркин. – Надо бы поговорить с этим горе-женихом, когда в себя придёт, конечно. Хотя состава преступления нет и оснований для возбуждения уголовного дела тоже.

В ту же секунду он почувствовал, как внутри начала подниматься тревожная волна. Он знал, что это. Внутреннее чутьё подсказывало – что-то здесь не так.

– А доведение до самоубийства? Разве не основание?

– Пока что фактов кого-то в чём-то подозревать у нас нет. Надо собрать больше информации о том, что происходило в этом доме в последнее время, а, в особенности, в последние часы. Как складывались отношения девушки с женихом, подругами, родителями, соседями. Кстати, почему у неё фамилия не Теличкина, как у родителей, а Огородникова?

– Это не настоящий её отец, это отчим.

– Значит надо разыскать настоящего и поговорить с ним. Заодно выяснить, не было ли у них в роду людей страдающих психическими заболеваниями. Это огромная и кропотливая работа, как видите.

– Ну и что? Человек погиб, и мы должны найти виновного.

– Я в вас не сомневался, партнёр. А ещё хотела уволиться? Вот, что бы я без тебя делал? – Махоркин осёкся. – Без вас…

После ремонта кабинет следователя Махоркина выглядел официальным и представительным. Помимо свежей отделки стен, на свалку отправили и старую мебель. Со вчерашнего дня вместо двухтумбового стола шестидесятых годов, который выглядел громоздким и угрюмым, красовался лёгкий однотумбовый светло-коричневого цвета, как будто специально подобранный в тон обоям. На месте жёсткого деревянного стула стояло оббитое мягкой серой тканью кресло. В углу разместился двустворчатый шкаф, в котором Лена Рязанцева аккуратно расставила всю, по её мнению, необходимую для работы литературу. Внутренний объём быстро заполнился различными справочниками, кодексами и телефонными книгами. Здесь же, в красивой малахитового цвета обложке, стоял словарь русского языка Ожегова. Книгу Лена вручила начальнику в качестве презента, взяв её из собственной домашней библиотеки.

– А словарь зачем? – удивился следователь.

– А затем. Все документы должны оформляться на безупречно правильном языке, – отчеканила помощница и выдвинула книгу с красивым золотым теснением вперёд, – ну и вообще, просто красиво смотрится.

– Вы действительно думаете, что нам при составлении процессуальных документов могут понадобиться слова – ежели, радеть, ретиво? – взяв в руки и заглянув в толстую книгу, насмешливо спросил Махоркин.

– А вдруг? – Лена отобрала словарь и вернула его на прежнее место.

Из старой меблировки в кабинете остался только железный сейф. Его выкрасили в серый цвет, и он приобрёл от этого визуальную лёгкость.

К окну, где обычно стоял стул, из соседнего кабинета был перенесён лёгкий компьютерный столик, который теперь служил постоянным рабочим местом Елены Рязанцевой. Переехать в его кабинет Махоркин предложил сам, на что помощница, не раздумывая, согласилась.

– Чего уж вам тесниться сиротливо на стульчике. Всё равно пропадаете у меня в кабинете целыми днями, не выгонишь, – изображая недовольство, пошутил Махоркин.

– Очень надо, – парировала помощница и в тот же день переехала.

Консервативный по природе Александр Васильевич не сразу привык к новому облику кабинета и сперва даже выразил неудовольствие.

– Как будто я не у себя, – поделился он своими ощущениями с помощницей.

– Ничего, привыкнете. Зато в кабинете стало светлее, даже дышится по-другому. Мне нравится, – Лена подёргала за верёвочки оконные жалюзи, – люблю, когда всё меняется.

По случаю обновления кабинета и своего переезда неугомонная помощница пригласила всех сотрудников на чай, спросив предварительно разрешение у шефа. Чувствуя себя виноватым перед девушкой за некогда испорченный день рождения, Махоркин решил реабилитироваться и великодушно дал своё согласие: