Константин Кизявка - Запретная застава

– Ты ко мне зайдешь сегодня?

– Во сколько?

– Вечером, часов в девять. На дискотеку пойдём?

– А обязательно?

– Ну… можно, в принципе, и у меня посидеть.

– Хорошо. Жди.

В дверях обозначился отец:

– Ты картошку чистить думаешь? Чего смотришь? Картошку! Мать скоро придет!

Игорь молча пошёл на кухню.

Когда мать пришла с работы, на столе стояло ведро начищенной картошки.

– Николай! – позвала она мужа. – Зачем мне столько?

Появился отец с новой книгой. Увидел картошку. Пожал плечами:

– То не хочет… то целое ведро… Протестует! Побитый сегодня пришёл. Говорит, упал…

– А где он?

– К Инне, наверное, пошёл. Она ему звонила.

Фильм оказался тупым и предсказуемым. Бродили по экрану восставшие мертвецы, текли реки крови и слизи. Хотя, неважно. В объятиях Игоря сладко стонала прекраснейшая из девушек, та, которую обожал всей душой, та, ради которой бросится в любой бой, на любую смерть. Даже проблемы с Сеньком показались ерундой.

Кто-то из родителей Инны постучал в запертую дверь.

– Что такое? – крикнула Инна.

– Вы чай будете?

– Попозже, мама!

– Хорошо. Сделайте телевизор потише, такие крики жуткие. Ужасы, что ли, смотрите?

Игорь с Инной заржали в подушку.

Инна достала пульт, убавила громкость.

Игорь снова навалился с поцелуями.

Девушка тонко рассмеялась, оттолкнула влюблённого, вспорхнула с постели и накинула халатик с синими драконами.

– Какой ты голодный! Может, чайку? С булочками?

– А может…

– Хватит-хватит. Уже и так полфильма пропустили.

За столом напротив молодых цедили чай родители Инны: мама Эльвира Викторовна и папа Аркадий Петрович. Булочки были шикарные. Мягкие, пышные, с корицей.

– Я в мебельном такую стенку присмотрела! – улыбнулась мама. – Необыкновенно красивая вещь! В зале поставим, обалденно будет смотреться! Гости с ума сойдут, когда увидят.

– Остается только денег на нее заработать, – парировал папа. – Игорь, ты видел, как наша Инна рисует? Это же просто Глазунов какой-то!

– Пап, не надо, – Инна сделала сердитое лицо, – рисую я плохо. Другие в студии намного лучше. Я отстающая от всех серость.

– Серость?! – папа вскочил и убежал в соседнюю комнату. Вернулся с кипой листов ватмана. Выложил на стол перед Игорем. – Вот это она называет серостью! Посмотри! Какие цвета! Как выписаны детали! А свет, свет! Да я такого света у Левитана не видел!

– Кайф! – Игорь восхищенно перебирал рисунки. А ведь рисовал не кто-то далекий и чужой, любимая! Удивительно!

Любимая, фыркнула и убежала в комнату.

Игорь бережно собрал картины и пошёл следом.

– Ну, ты чего? Стесняешься?

Инна лежала на кровати, отвернувшись к стене.

– Я положу… на стол.

Осторожно опустил бумаги на гладкую коричневую полированную поверхность. Повернулся к девушке.

– Ну, Инн, хорош дуться. Классные же картины!

Инна резко развернулась:

– Ты просто ничего не понимаешь в живописи! Это примитивно!

– Ну, хорошо, хорошо, может, не понимаю. Но мне нравится. Имею я право на мнение?

– Серьёзно? Тебе нравится или ты, как родители, не хочешь меня обидеть? Скажи честно.

– Честно! Клянусь.

Инна села в кровати.

– Ну тогда иди сюда, ценитель прекрасного. Поймёшь, что картины – не самое удивительное, что я могу!

Утро украсило мир тревожными деталями. Воробьи бесились в ветках смородины как-то неискренне. Прохожие, печальные и милые, смотрели с сочувствием и пониманием. Игорь медленно шёл по самому нелепому в этой ситуации маршруту – в техникум. Что заставляет нас, чувствуя дрожь, слабость и страх, поступать вопреки здравому смыслу? Упрямство? Презрение к слабости? Боязнь себя? А может вера в Человека? Ведь приходит младенец в этот мир беспомощным и беззащитным, и не едят его, не убивают, а даже любят и заботятся. Куда потом доверие пропадает? А может, не пропадает, а прячется где-то глубоко и иногда, как сейчас, выходит наружу?

В техникумовском фойе здоровались, обнимались, хлопали друг друга по плечам. Бдительно фиксировала ситуацию завуч Мария Мироновна. Ее взгляд из-под больших круглых очков выпрямлял спины отпетых хулиганов техникума. У обшитого старой фанерой гардероба беседовал с незнакомым пестро одетым пацаном Фёдор. Заметил Игоря, сразу съёжился, отвернулся. Сеньковских ребят не видно. Может, обойдется сегодня без разборок и братоубийств…

Сам Сенёк появился на второй паре. Лекция уже началась. Юрий Михайлович рассеянно кивнул опоздавшему и опять зачертил на доске уравнения. Сенёк, обнаружив Игоря, подмигнул как-то особенно весело. Сел у входа. Игорь присмотрелся к аудитории. Гены не было. Не было и его спутников. Может, Сенёк разобрался? Теперь его, Игоря, очередь.