Борис Клетинич - Мое частное бессмертие

Я сказал: «Надо!» и отдал 3 коп. (с меня ещё 2). Приятно всё-таки – быть своим.

Тем более что Лебедев обрадовался покупке («Ух ты, ленинградский межзональный!») и кинулся в кухню за ножом.

«Надьк, смотри! – стал он разрезать сдвоенные полосы. —

Ларсен, Таль, Корчной… (вжик-вжик!) . Тайманов, Глигорич,

Карпов!.. (вжик-вжик!) .. Hадька, ты за кого?..»

– Мой жених! – вытерев об фартук руки, мама ткнула в одну из фоток на ободке таблицы. – Несостоявшийся!..

– Вот как?.. А я за Таля! – объявил Лебедев. – У меня самого 2-й разряд был в детстве!.. А ты? – спросил он меня. – За кого?..

– За «Динамо» Киев!.. – отшутился я (мне эти фамилии ничего не говорили).

Но теперь мы с Лебедевым стали ловить «Маяк» о спорте» по радио и вносить результаты в таблицу. Но «Маяк» о спорте» – это аж в 23.00. От нетерпенья я нарисовал свою собственную таблицу (в тетрадке по арифметике). Результаты – по шестигранному кубику.

По обеим версиям (по кубику и по «Маяку») лидировал Анатолий Карпов.

Он был худенький, прозрачный. Весенний, как берёзовый сок. Серьёзность, юность, незатрёпанная талантливость светились в нём.

Но свеченье его колебалось от тяжких всхрипов В. Корчняка (это который «мой жених»), колдыбавшего следом. Помятый, пожилой, бизонистый, с турецкими злыми глазками, налитыми удивлением и упрямством, он не хотел отставать.

Я затирал его в моей таблице. Но он отыгрывался в сводках «Маяка». И как настойчивый ухажёр-насильник достиг своего в последнем туре.

Делёж 1–2-го места.

Впрочем, тогда, в июне-июле 1973-го, Корчняк мог выглядеть и по-другому: спокойней и нейтральней.

Неприятностям его суждено было начаться после.

Моё описание заимствовано из рассказа Лебедева и относится к 1975 году.

Нет, Лебедев – это вещь!

Исполнение всех желаний.

Вот мечтал я о велосипеде «Орлёнок». Он и приволок: не новый, с проржавью, но на ходу. Тросик ручного тормоза был сжёван, и мама запретила мне покидать двор. Тросики продают в «Авто-Вело» на базаре, и Лебедев обещал, что мы пойдём и купим.

Ещё он отвадил нашу Марью -домработницу. Клёво! Не люблю я этих Марьиных уборок по четвергам: голизну стёкол без занавесок, мокрый ветер в комнатах… Оказалось, что и Лебедев этого не любит. Р-раз, и Марья перестала приходить.

Ещё у него есть магнитофон «Юпитер-202» с плёнками Тома Джонса.

Ещё он конькобежец, один из самых ловких на Комсомольском озере.

Ещё он любитель астрономии и говорит, что с Земли послан сигнал к галактикам М-13 и теперь всё зависит от того, будет ли ответ от братьев по разуму.

«А вообще-то блеф! – объявил он как-то за обедом. – Астрономия есть наука о наших телескопах! Не более того. Реальный же мир не познаваем в принципе. Да и есть ли он на самом деле, этот реальный мир?»

«Новости дня! – попеняла ему мама. – Гегельянство какое-то!..»

Но она попеняла ему не строго. Не так, как она кидается на любого, кто только слово поперёк.

«Гегельянство? А вот и нет! – посмеялся Лебедев. – Полагаю, что познать можно только самого себя!»

«Ну тогда это эгоизм! – воскликнула она. – Это малодушный побег от мира!»

«Антропный принцип! – снова не согласился он. – А не эгоизм!..»

Я ни фига не понял. Но – интересно!!!

Нет, Лебедев – это вещь.

Лебедев – это снисходительность мамина, это сказочный аромат табака в комнатах, это вино и торт в будни.

Это первая мысль по утрам – не пришёл ли ответ из звёздного скопления М-13, пока я спал?

Эх, если бы он только предложил: «Будь Лебедев, а не Пешков!» – я бы подпрыгнул до потолка: «Ура! Буду!»

Потому что выбор между Пешковым и Лебедевым – это выбор между Ботаникой и Центром. А мне в Центре за…сь. Даже включая жирного Хаса.

Но не включая слепую Дашу, которая по целым дням сидит в Хасовом дворе и тянет мотки шерсти через спинку стула.

Кого-кого, а слепую Дашу я бы отменил: всегда она лезет обниматься с этими своими полуприкрытыми и выкошенными куда-то в сторону глазами.

Это так страшно, что я прям в ауте.

Hаверное, я не должен вспоминать о ней. Решить, что её нет на свете!

Зато во всём остальном я просто счастлив в Центре.

Я понял это во второе лето, когда мама и Лебедев поехали с тургруппой в Югославию.

Полдня мы провожали их. Я бегал с одного балкона на другой – высматривая такси.

А когда оно приехало, мы попёрлись с чемоданами вниз.

От слёз у меня щипало в глазах.

Но я знал, что будет хорошо. Так хорошо – как никогда не было!