Андрей Хворостов - Прощальный подарок Жужелицы

Наконец, среди осин и орешника показался серый забор, украшенный геометрическим орнаментом и странными барельефами. За ним виднелись готические шпили и стрельчатые арки особняка. В девяностые годы такой стиль был в моде.

Автомобиль остановился. Вирятин стремглав выскочил из салона, чтобы вдохнуть свежий воздух.

Водитель сразу же уехал по своим делам. Павла Валентиновича перестала преследовать вонь масляной кислоты, и он начал различать запахи осеннего леса.

Пахло прелостью и грибами. Вирятин огляделся. Неподалёку на деревьях виднелись грозди опят, а на земле среди опадающих листьев – красные шляпки подосиновиков. Такого их изобилия Павел Валентинович ещё никогда не встречал.

Под дикой яблоней прела мелкая падалица, над которой кружили крупные бабочки с темно-бордовыми крыльями, обрамлёнными каёмкой цвета слоновой кости. Они питались соком забродивших яблок. «Интересно, почему они не пьянеют? Кстати, сфотографировать бы их!» – озадачился Павел Валентинович, порылся в кармане и обнаружил, что от волнения забыл в редакции сотовый.

Вирятину сразу стало не до бабочек, ведь осторожная хозяйка особняка предупредила, что откроет ему лишь после телефонного звонка.

Видеофона на калитке не было. Лишь внимательно рассмотрев дверь, Павел Валентинович заметил маленькую чёрную кнопочку. Три раза нажал. Никакого ответа!

Он не знал, что делать дальше, и начал рассматривать необычные барельефы на сером заборе.

На одном было изображено трехногое животное с ослиными ушами, которое стояло по щиколотку в воде и упиралось в небо рогом, торчащим из носа.

На другом барельефе оно же баламутило этим рогом поверхность водоёма.

На третьем над колосьями летала крылатая собака…

Скорее всего, это были сюжеты из мифов, о которых Павел Валентинович ничего не знал.

Через четверть часа ветер усилился. Над лесом зависло тёмное облако, и пошёл легкий дождик. Замерзающий журналист начал беспрестанно нажимать на чёрную кнопочку, вспоминая азбуку Морзе и пытаясь воспроизвести своё имя.

Прошло минут пять, прежде чем Вирятин услышал высокий укоризненный голос:

– Долго вы здесь ждали, Павел Валентинович? Почему не позвонили, как было условлено?

– Телефон разрядился, – солгал он. – Совсем ещё новый. Не ожидал от него такой подлянки.

Калитка открылась. За ней стояла Ирина Геннадьевна в чёрном платье без рукавов. Её плечи покрывал шоколад ровного загара, привезённого с Багамских островов.

– Проходите! – улыбнулась она.

– Вы? – удивился Вирятин. – Сами?

– Да, решила не посылать Ксюшу, – Дремлюгина оглядела трясущегося журналиста с головы до ног. – Ну, разве можно быть таким рассеянным? А если бы у вас разрядился диктофон перед интервью с губером? Что бы вы тогда делали?

– Я здесь таких красивых бабочек видел, – Вирятин постарался перевести тему разговора. – Тёмных с белой каймой. Любовался, пока дождь не начался.

– Да, они красивые, – согласилась Ирина Геннадьевна. – Это траурницы. Я хорошо разбираюсь в местных насекомых.

Вирятин усмехнулся себе в усы: «Траурницы…»

Они пошли к особняку по булыжной дорожке, по краям которой сплошным забором росли невысокие кустики. За ними Вирятин рассмотрел скульптуру, которая изображала всё того же трёхногого животного.

– Мировой осёл из «Бундахишна», – заметив любопытство гостя, пояснила Ирина Геннадьевна. – Это древнеперсидская философия. Сергей Петрович последнее время бредил ей, особенно главкой «О сущности воскрешения». А вот скульптурная композиция дальше – это уже индийский сюжет. Асуры и девы дерутся из-за кувшина с Амритой, напитком бессмертия.

Вирятин увлёкся разглядыванием скульптур и не заметил, как дождик усилился.

– Серёжа заказал эти изваяния полтора года назад, – сказала Дремлюгина. – Не у кого-нибудь, а у лучшего скульптора области.

У неё льняной сарафанчик прилип к телу, причёска сбилась, плечи покрылись мурашками, и в таком виде она казалась намного ближе и человечнее, чем была вчера…

Ирина Геннадьевна дрожала, однако не торопила гостя.

– Всё это мифы о бессмертии. Выходит, Сергей Петрович предчувствовал скорый конец? – спросил Вирятин.

– Да, Серёжа очень любил жизнь. Трясся над своим здоровьем. Последний год только о смерти и говорил, хотя вроде ничем не болел. Получается, предчувствовал. Наверное, потому и увлёкся этими мифами.

– Как может человек предчувствовать смерть, если ничем серьёзным не болеет? – задумался Павел Валентинович.