– Подумал, а женюсь-ка я на Надьке Алиповой! Девка толковая, серьёзная и не гуляла ни с кем.
– Сбрендил, что ли! Она же дитё.
– Батька её намекнул. Обещал надел дать, дом поставить.
– Федор-то? Как это он решился?
– Тяжело, говорит, одному хозяйничать, да и налоги теперь на зажиточных большие.
Тетка молча стояла подле коровы, хотя та уже вылизала всё до капельки. На её лице обозначились разные чувства, и она их не скрывала.
– Коли так, может, оно и к лучшему. Решай сам, а то скажут – выгнала. Только попереть обдумай хорошенько. Негоже хорошей девке жизнь портить.
Мазеповка село большое, около двухсот дворов. Тянулось с запада на восток. Западную сторону все называли Хутором, восточную – Краем. В середине села располагался клуб, лавка и сельсовет. В бывшем храме, с разрушенной колокольней, находился склад и ток. Дорога по лесу выскакивала на шлях, пролегавший между губернским городом Курском и уездным Рыльском.
Эти земли в добавок к пожалованным ему щедрым Петром Первым прикупил гетман Мазепа. Основав, три села, не мудрствуя, назвал по тщеславию своему: Ивановское, Степановка и Мазеповка. Согнал со своих Малороссийских земель крепостных, повелел им обосноваться навечно. Мазепы давно нет на белом свете, малороссов местные помещики потихоньку вытолкали взашей, заселяя села своими крестьянами, а названия менять не стали. Позже сёла перешли во владения князей Барятинских. Мазеповка, пожалуй, самое красивое из всех сёл. Стояло среди леса. И лишь северо-западная сторона была открытой на заливные сеймские луга. Мазепа был неглупым барином. Завёл водоёмы с изобильно водившейся рыбой. Прекрасный лес с разнообразной дичью, грибов и ягод в достатке. Даже в самые голодные времена крестьянство могло прокормить не только себя, но и барина. При случае он любил поохотиться со своими шляхтичами. Благодатное место.
Федор Афанасьевич тоже любил своё село. Здесь даже в смутные времена было сравнительно тихо. Расположенное в стороне от дороги, оно в чём-то выигрывало. Думалось, так всегда и будет, но добрались – таки и до него вездесущие партийцы, и нет теперь покоя, и нет жизни.
Подъезжая к своему дому, решил он завернуть к деду Матвею, дальнему родственнику. Хотелось выплеснуть накопившуюся душевную боль. Очень уважал Федор этого мудрого деда. Необыкновенной внутренней устойчивостью веяло от него, – к чему хотелось прикоснуться.
Он остановился у покосившихся ворот дедова двора, привязал к столбу лошадей и толкнул ногой калитку.
Неожиданно сени отворились, показалась внучка Матвея и подружка Надюши – Нюра.
– Заходи, дядя Фёдор. Дед обедает.
Фёдор снял картуз, прошёл в горницу:
– Доброго здоровьица тебе, Матвей Гаврилович!
– И тебе того ж. Отобедай с нами. Давненько не посещал старого, а у меня мочи нет по селу бегать. Ноги совсем держать перестали. И ведь хитрое дело, сидишь дома бездельничаешь, а жрёшь, будто ниву вспахал.
Он налил Фёдору самогона, подвинул миску с отварными грибами, пахнущими чесноком и укропом.
– Давай, Федя, выпьем за нас, дай нам Бог терпения. Каждый день Нюрку гоняю за грибами. Жалко, белые кончились, они мягкие, по моим зубам. Дюже я их люблю. А эти, – кивнул он на миску с опятами, – гоняю по рту, как корова жвачку.
Фёдор накрыл рюмку ладонью, отрицательно помотал головой.
– Неволить не стану. Слышал я про твои буянства. Оно, конечно, негоже. Слабые стали мужики, пить не умеют. Ладно, сказывай, ты ж не мои учения пришёл слушать.
Федор опустил всклоченную голову, заговорил о том, что мучило его последнее время.
Дед неспешно жевал, слушал. Картошка горкой дымилась на блюде, но к ней не притрагивались.
Выговорившись, Фёдор замолчал.
– Да, много люда тиф унёс- зачем-то вспомнил дед. – Помолчал в раздумье… – Твои заботы, Федя, выеденного яйца не стоят. Хочешь замуж девку отдать – отдавай. Иван Макаров не дурак, поймёт, что лучшего варианта ему не найти. Тут ты, Федя, по всем статьям всех обставишь. А с политикой дюже всё путано, сам не знаю, а ты совета просишь. И Бог не предскажет, чего товарищи надумают. В домах каждый день по такому поводу баталии. Вот насчёт дров – другое дело. Тут необходимость. Твоё дело меня доставить, а там я сам нарублю, в руках ещё сила сохранилась.
Не хотелось верить, что тепло уйдёт и настанут темные ненастные дни. В огороде неспешно копались хозяйки, ещё лежали горками пузатые тыквы, кое-где по второму разу зацветали подсолнухи. Желто-багряные листья тихим шелестом опадали на землю. По утрам в низинах проглядывались белые кристаллы лёгкой изморози, таявшие с первыми лучами солнца. Курлыча, пролетел над сонным селом последний клин журавлей.
Читать дальше