Денис Драгунский - Фабрика прозы - записки наладчика

Хотя Пушкин еще в 1819 году писал:

Почему так? Почему Гоголь в 1842 году не видел того, что было ясно Пушкину за два десятилетия до «Мертвых душ»? Потому что Пушкин был аристократ и западник, а Гоголь – мещанин (не по сословию, а по воззрениям) и почвенник. Ключевым понятием для аристократа Пушкина была свобода. Начиная от оды «Вольность» и кончая «Памятником». У мещанина Гоголя было много ключевых понятий: от отечества до пирога с яйцом; что угодно, но не свобода.

Но что-то случилось в середине 1840-х. Дмитрий Григорович в 1846 году опубликовал «Деревню», в 1847-м – «Антона Горемыку»: страшные картины нищеты и унижений русского крепостного крестьянина. В 1852 году Иван Тургенев выпустил «Муму» и «Записки охотника». После этого защищать крепостное право стало просто неприлично.

Эти четыре небольших текста сделали для освобождения крестьян больше, чем поражение в Крымской войне. Можно было закрутить гайки и построить «мобилизационную экономику» на основе повышения дисциплины крепостных тружеников села.

Но – неприлично, я же говорю. В России тогда было общественное мнение.

В магазине «Библиоглобус» познакомился с Гладилиным. Ему 75 лет.

Было интересно повидать живого Гладилина. Я его читал в начале 1960-х, когда был совсем еще маленьким. Еще я помню фразу Катаева из «Святого колодца». Там Катаев кому-то говорит, что является основателем литературной школы мовистов, от слова mauvais – плохой.

Его спрашивают:

«– Но вы действительно умеете писать хуже всех?

– Почти. Хуже меня пишет только один человек в мире, это мой друг, великий Анатолий Гладилин, мовист номер один».

Гладилин рассказал, как они с Аксеновым принимали в Союз писателей моего папу. Это было в 1961-м, а они вступили раньше, как молодые-многообещающие (Гладилин вообще свой первый роман опубликовал в возрасте 20 лет), – и они были членами бюро секции прозы. А председателем секции прозы был старый писатель, исторический романист Степан Злобин.

Так вот, Злобин спросил про какие-то рекомендации. А Гладилин с Аксеновым сказали: пусть лучше кандидат почитает нам свои рассказы. И папа начал читать, и через десять минут все, что называется, падали со стульев от смеха. Злобин долго крепился, но потом откинулся на спинку стула, захохотал и сказал: «Всё, всё, вы приняты!»

Старому писателю Злобину было тогда 58 лет.

Однако.

Вчера Виктору Сосноре вручали премию «Поэт». Когда Соснора вышел на сцену, все в зале встали. Соснора – великий поэт. Но не для читателей, а для поэзии. Как Хлебников или Введенский. Соснора похож на Вещего Бояна из «Слова о полку Игореве», который там не участвует, а только упоминается. «О, Бояне, соловию стараго времени… Въскладаше на струны вещие пърсты… Мыслию по древу, серым волком по земли, шизым орлом под облакы». Что-то в этом роде.

Он стар, совсем не слышит, плохо ходит. Почти совсем потерял голос. Проговорил-просипел стихотворение, сочиненное только что:

Тригорин.Вчера я случайно подстрелил гуся…

Костя.Это был я! И это было фламинго! Так, ради забавы. (Вздыхает.) Подло!

Соленый.Это был барон Тузенбах!

Маша.Ах! Vraiment?

Шабельский. Oui, madame. (Смеется.) В смысле – увы, матушка!

Маша.Да. Сюжет для небольшого рассказа. Про Африку.

Астров.А в этой Африке сейчас, небось, жара – страшное дело.

Нина.То-то гуси туда летят.

Костя.Не гуси, а фламинго!