Марьяна Куприянова - Падает снег

Теперь мне все больше становилось ясно, почему Птица продолжал столь нагло наносить нам визиты: из-за меня. А мне-то было обидно, что он приходит к Вике, особенно, когда я осталась одна. Вся ситуация безмерно тешила самолюбие. Хотя все это такие гадкие мелочи.

В дверь позвонили.

«Ну, черт возьми, – наскоро вытирая руки, подумала я. – Кого там принесло!»

Сделав газ под кастрюлей потише, я, не снимая фартука, отправилась к двери. Не люблю, когда меня отвлекают от готовки. А если это еще и рабочие снова со своими трубами – зарежу ложкой на хрен. Целый месяц не могут отопление нам сделать.

Проигнорировав глазок, я приоткрыла дверь и тут же съежилась от проникшего из подъезда холода. Передо мной стоял, виновато переминаясь с ноги на ногу, Андреев.

– Здравствуйте! – бодро произнес он, потирая покрасневшие от мороза руки и пытаясь согреть их дыханием. Андреев даже не пытался войти внутрь, хотя я видела, как ему холодно; наоборот, когда я открыла дверь пошире, узнав его и ошалев от удивления, он отступил на шаг назад, словно боялся нарушить правила приличия.

– З-здрасьте, – в полной растерянности кивнула я. – А Вы к кому?

– Я? Я к Беленко! – наигранно весело отвечал Андреев, пританцовывая. – Вас не предупредили? Я буду рецензировать ее дипломную работу, мы договорились о визите на это время. Ее что, нет дома?

– Н-нет, я дома одна… – часто моргая, я опустила глаза и снова их подняла.

Наши взгляды встретились слишком открыто. И я поняла, как ему неловко и холодно одновременно; как он колеблется, решая, что предпринять в этой глупой ситуации: уйти и звонить Вике, ругая ее за непунктуальность, или напроситься войти и подождать ее здесь. И было видно, что он подумал, будто сильно мне неприятен, будто я не рада ему и не пущу в квартиру. И мне вдруг стало так жалко его, в этом его хлипком, тонком пальто, слезшей на глаза шапке и растрепавшемся шарфе. Ведь он не виноват, что пришел к назначенному сроку. Но Вика могла бы предупредить меня.

– Простите, я идиотка, – негодуя на собственную негостеприимность, я хлопнула себя по лбу и отошла в сторонку. – Зайдите, Максим Викторович, я же вижу, Вы замерзли.

– Да ничего, ничего! – преподаватель замахал руками. Сейчас еще скажет, что ему вовсе не холодно и у него вообще бычье здоровье. Ох уж эти мужчины. – Не хочу Вас тревожить, сейчас вот позвоню ей…

– Входите, прошу Вас. У меня сердце кровью обливается, – схватив его за рукав, я всё же втянула мужчину внутрь и закрыла сквозящую дверь.

– Да я же… – запротестовал было он.

– Позвонить ей можете и в квартире, – тоном полноправной хозяйки заявила я.

– Вам правда удобно, что я вот так ввалился? Вы все же были не в курсе, как я понял… – снимая шапку и приглаживая давно не стриженые волосы, с неподходящей для его внешности робостью спросил Андреев.

– Ввалились? – засмеялась я, и он улыбнулся, глядя на меня. – Скорее это я Вас заставила. Не говорите глупостей, лучше снимайте верхнюю одежду и отогревайтесь, а потом разберемся.

– Ладно, ла-адно, – со смирением в голосе протянул Андреев и стал разматывать шарф, освобождая раскрасневшуюся шею.

По правде говоря, этот визит несказанно осчастливил бы меня с год назад, когда Андреев Максим Викторович еще только стал мужчиной моего сердца, так сказать, временной пассией. Он преподавал в нашем университете, и при первой встрече произвел на меня колоссальное впечатление. Да и не может мужчина с такой внешностью и, что немаловажно, таким воспитанием, не произвести впечатления. Однако все это вспоминается мне теперь как туманный пережиток далекого прошлого, к которому я отношусь с холодной насмешкой.

– Вешалки у нас тут нет, так что давайте вещи мне, – попросила я Андреева, пока он стаскивал пальто с задеревеневшего тела. Словно послушный ребенок, он со светящейся улыбкой отдал мне все, что снял, и остался стоять, не зная, куда деть себя и свои пустые руки.

– Шапка и шарф мокрые совсем, – заметила я, окончательно входя в роль матери, отчитывающей непутевого сына за слишком долгую гулянку на морозе.

– Ну так снег валит, не останавливаясь, – оправдался Андреев и покорно улыбнулся.

– Повешу на батарею, пусть подсохнет, – решила я. – Так, Вы пока разувайтесь, вон тапочки, обязательно обуйте их, у нас плитка холодная, и ждите меня на кухне.

– Но где… А, впрочем, пойду на запах, – Андреев полностью смирился с тем, что ему придется остаться до выяснения обстоятельств, и кажется, уже был не против. По крайней мере, моим приказам не сопротивлялся.