Кира Сыч - Мир снов

– Папа, сколько можно? Выпусти меня. Я уже взрослая, сама решу, что мне делать со своей жизнью!

– Хорошо. Я устал доказывать тебе, что ты совершаешь ошибку. Я выпущу тебя, но у меня к тебе будет одна просьба. Поужинаем последний раз вместе, как раньше – сядем друг напротив друга, поговорим о чем-нибудь приятном? А потом можешь идти к своему возлюбленному.

– Хорошо.

– В тронном зале грязно, давай посидим у тебя. Я скажу слуге, чтобы принес все. Что бы ты хотела, моя принцесса?

– Я уже давно не маленькая, папа. Я бы хотела красного вина, куриную ножку, сыра и фруктов. Всех, что есть, но понемногу.

– Ты слышал, – сказал король, обращаясь уже к Тихону, – мне тоже принеси вина, одно яблоко и кусок… нет. Булку хлеба.

Тихон кивнул и вышел. Пока дверь в спальню с одной стороны и дверь в тронный зал с другой стороны были открыты, путь отлично просматривался, дойти было довольно просто.

В тронном зале действительно было «грязно»: мертвые тела валялись там, где их настигла смерть, кровь покрывала стулья, стол, пол. Разобрать еду во всем этом хаосе было сложно.

Тихон обошел стол и смог все же собрать на поднос все, что его просили принести, после чего вернулся в спальню девушки.

Отец и дочь сидели за невысоким туалетным столиком, оба молчали и смотрели в разные стороны. Тихон поставил поднос на стол и развернулся, собираясь уходить.

– Постой, – обратился к нему король. – Мне еще нужна будет твоя помощь, подожди меня в зале.

Тихон кивнул и оставил отца с дочерью наедине, вернувшись к гобелену. Идти к столу не хотелось, парень просто сел на пол, прислонившись спиной к стене, так как почувствовал внезапную усталость.

Прошло около десяти минут, парень уже начал дремать, когда услышал тихий и властный голос короля:

– Пойдем. Поможешь.

Тихон встал и прошел за королем в комнату, где на полу лежала девушка, но жива она или мертва, сказать было сложно. Судя по позе, все ее тело просто окаменело, сведенное судорогой.

– Я возьму за ноги, а ты – за руки. Потащим ее вниз, в подземелье.

Тихон не торопился выполнять этот приказ, стоя и переводя недоверчивый взгляд с отца на дочь, будто спрашивая, что тут происходит и нормально ли это.

– Какая нынче нежная пошла молодежь! Знаю, тебя интересует, жива она или нет. Да, жива. И, если сам хочешь жить, то хватай ее за ноги и потащили. И побыстрее.

Тихон помедлил несколько секунд, смирился со своей участью, взял ноги девушки, и они вдвоем понесли ее вниз через еще одну потайную дверь в комнате, спрятанную за гобеленом, изображающим, как олень и олениха танцуют вальс.

Спустившись в подземелье (на счастье, лестница была не слишком длинной), король отправился к самой дальней тюремной камере, где нажал несколько кирпичей в стене, потянул за факел, висевший неподалеку, и стена перед ним начала открываться.

– Быстрее. Заноси ее. Не бойся, не упадешь. Там просто еще одна комната.

Они снова взяли девушку, зашли в темноту открывшейся комнаты и прошли пару шагов вперед.

– Все, отлично. Отпускай и уходим.

Король почти бегом направился к выходу, попутно таща за собой Тихона. Как только секретный проход за ними закрылся, послышалось низкое утробное рычание, но что за зверь рычит, разобрать было невозможно.

– Я надеюсь ты не устал и не хочешь спать, так как уже утро и мне, вполне возможно, очень скоро понадобиться твоя помощь.

Тихон действительно не чувствовал усталости, ему было интересно, чем же кончиться все это безумное представление, так что он продолжал идти за королем, пока тот не остановился, выйдя в большой, полный цветов и зелени, благоухающий сад. Там король вдохнул полной грудью.

– Хорошо сегодня. Я хочу посидеть на лавочке в одиночестве, есть много чего, о чем мне стоит подумать. Походи пока где-нибудь недалеко.

Тихон оглядел сад и заметил неподалеку композицию из нескольких скульптур, которая привлекла его внимание, он подошел к ним поближе, чтобы разглядеть их в деталях.

Композиция была выполнена из мрамора и представляла собой сцену, где молодой юноша, который отвечал Всеволоду на пиру, одетый как представитель панков делал предложение его дочери, одетой в платье принцессы. Чуть поодаль от них стояла одинокая мрачная, немного сгорбленная статуя самого Всеволода, лицо которого выражало одновременно печаль и ненависть.

Пока Тихон размышлял, как вообще возможно одновременно выразить эти такие разные эмоции, тем более на лице скульптуры, в сад забежал запыхавшийся гонец.