Георг Ку́да - Будь я птицей

– Подожди меня здесь, хорошо?

По всему подъезду прошел звон ключа, вставляемого в скважину, а за ним прогрохотала тяжелая металлическая дверь. Я стоял в тишине, свойственной только позвоночнику жилого многоквартирного дома. Где-то в пояснице был слышен глухой звук лифта, в левой груди с неприятным шумом летел мусор по мусоропроводу до тех пор, пока с металлическим взрывом не упал в пятку дома. Медленным шагом по кафельной плитке я направился в сторону балкона. Каждое движение сопровождалось треском мелких песчинок, застрявших в швах кладки. Из-за этого звука я всегда думал, что такую плитку можно разобрать вручную при желании, ведь она уже совсем не держится за свое место, однако в тот момент мне было не до этого. Я подошел к двери на балкон.

Двенадцатый этаж. Словно двое мальчишек, теплый летний сквозняк и горячие лучи Солнца, придерживали дверь с другой стороны, чтобы подшутить надо мной. И стоило мне отворить дверь, как они ворвались в подъезд и смешливо убежали вглубь деревянных проемов. Наверное, они долго ждали меня. Великан, внутренние звуки которого я прежде описывал, раскрыл свой рот и обнажил для меня вид города с высоты. Поглядишь на наши города сверху, и сразу становится ясно, что для человека является главным зданием. Теплые тона окрашивали серые фасады домов, которые, при всей их невыразительности, будто созданы для того, чтобы оттенять красочность природы. На фоне самого нейтрального цвета бетона пышные зеленые кроны деревьев казались почти подкрашенными. Словно какой-то заботливый ребенок взял только подаренные ему фломастеры и пошел по двору освежать вид листвы. Мой великан был самым высоким на районе, и поэтому остальные дома не загораживали мне вид на дальние участки города. За еле заметной пленкой где-то так далеко, словно уже в другом городе, стояли районы новостроек. Они, как компания молодежи, все высокие, цветные, без видимых следов истории, кучковались на площадках, а мой великан из предыдущего поколения смотрел на них издалека, вспоминая о былых временах, когда его считали новостройкой.

Мой взгляд перешел на передний план панорамы. Балкон расположился с внутренней стороны дома, и поэтому с него было видно угловые окна людей. К несчастью для моего интереса, быта жильцов было увидеть нельзя. На наружной кирпичной стене я увидел муху. Она сидела неподвижно, даже как-то задумчиво, но для моего человеческого мозга так не могло вообразиться, ведь, будь я на стене, вся моя кровь стекла бы на половину лица, а такое состояние не назвать удобным для размышлений. Тогда я понял, что раз муха выбрала такое положение, значит ей так удобно, и мы с ней разительно отличаемся в устройстве. «Что она видит?» – подумал я. Мне представилось, словно у меня удалось перенести свой взор в ее глаза, и я увидел микромир от первого лица. Когда-то глазированный красный кирпич теперь предстал пыльной, неуклюже сделанной бетонной платформой, на которой я поместился вполне уютно. Швы между кирпичами стали неглубокими рвами и длины всего моего тела не хватило бы, чтобы перешагнуть такую преграду. Весь фасад дома стал безлюдной площадью, на которой размером с дом правительства натыканы кондиционеры.

«Всё бы отлично, но быть мухой не хочу. При всех ее достоинствах, мне больше по душе птицы, – подумал я. – Ах, вот бы стать птицей!»

Прямо с того балкона я прыгнул вниз. Первую секунду свободного падения я дал всем жилкам своего тела испугаться, а мозгу впрыснуть немного адреналина в кровь. Наше восприятие падения чем-то схоже на ощущения бутылки воды, которую бросили в воздух. Душа, словно жидкость в емкости, забивается в углы тела, в страхе покидая конечности. Потребовалось усилие мышц, чтобы расправить крылья, и сразу же давление воздушной массы скорректировало мою траекторию. Теперь я не падал камнем, а по параболе планировал вперед к земле. Каждое перышко моего тела чувствовало, как я трусь о воздух, сначала разрезая его своим острым клювом, а затем делегируя задачу аэродинамике. Махать крыльями оказалось еще труднее, чем их раскрыть, поэтому я спланировал прямо в листву дерева. Внешне покажется, что падать в дерево не больно, но за обилием мягкой листвы всегда ожидают твердые ветки. К счастью, мне повезло, и никакой травмы я не получил.

Теперь я пополнил список тех дурных птиц, которые иногда врезаются в людей, в машины, в деревья. Треск ветвей был столь чистым и звонким, что после я жалел, что его не записал какой-нибудь звукорежиссёр, чтобы не переводить ветки впустую.