Игорь Галилеев - По радуге любви… Сборник рассказов

Окно её ночником подсвечивалось – что внутри разглядеть можно. Я тюк с одеялами прямо под подоконник поставил и замороженными ступнями на него залез, чтобы повыше было.

Вот она, Мариночка наша, лежит бледная лицом, как воск. Крупная испарина на лбу блестит и тяжело так, прерывисто, с надрывом, дышит. Моё сердце в комочек сжалось и к горлу поднялось.

Жалко-то её как!

Я, мы-то, ведь ладно, ясно с нами всё, нас много таких. А она – одна на всех. Всех нас любит, надежду даёт. Да и саму жизнь, может, даёт по второму кругу.

Смотрю на неё через окно и слёзы кулаком по щекам размазываю, жалею самого близкого человека своего. Но дело доделать надо. Постучался тихонько – нет реакции. Думаю, а что если без сознания вдруг? В детективе читал, вспомнилось, что нельзя в таких случаях человеку спать давать – не проснуться может. Вспомнил и испугался! И со всей силы в окно заледеневшими кулаками забарабанил с криком:

– Марина! Мариночка! Ты только не спи! Слышишь?! Не спи только!!!

А через рыдания слова уже в рев превратились. Но стучу по стеклу, только бы проснулась.

И тут, смотрю, глаза её затрепетали, приоткрылись. Посмотрела на меня и снова веки без сил опустились, только слеза по щеке скользнула – значит, увидела меня, значит – поняла.

Жива, значит.

А в больничных коридорах уже свет загорелся, голоса громкие кругом. Дверь в мариночкину палату распахивается и врач с медсестрой забегают. Только это и помню…

Говорят, что я сам от переохлаждения без сознания упал – хорошо мешок с одеялами был, на него прямо. Ноги сильно отморозил, долго ещё ничего не чувствовали, как деревяшки. Потом больно ужасно стало. Поэтому меня уже Олежка своими витаминками подкармливал.

Местной больничной легендой я стал, со всех отделений на меня посмотреть приходили. И кто чего только не рассказывал! Мол, меня к Мариночке в палату через её окно затащили. Вместе с одеялами теми. Говорят, что она меня к себе в кровать положила, отогревать. И что всю ночь сама на меня теплом своим дышала.

В общем, вышло так, что спасла спасителя своего неудавшегося.

Сама она поправилась, конечно – не знаю точно: одеяла наши помогли или лечение. Но уже через месяц снова к нам пришла. С улыбкой и слезами. Рыцари, говорит, вы мои, сказочные…

Но сказка и в жизни случается.

Выздоровел я. Не сразу, конечно, пришлось в столице в каком-то Центре побывать – там ещё с полгода полечился. Как оказалось, помогло. И только недавно узнал, что моё лечение больших денег стоило. Стал выяснять – следователем работаю всё-таки – кто оплатил. Думал, может, мать перед своей смертью или отец потерявшийся…

Оказалось, что Мариночка…

…Окно своё узнал сразу. Рука сама к голове так и оставшейся без волос поднялась. И сердце защемило что-то. Воспоминания хлынули. Опустился на лавочку осеннюю во дворе больничном – как и не уходил отсюда: все те же деревья голые, тот же запах щей из пищеблока и тишина…

Будто время здесь специально в кисель превратилось, чтобы жизнь на подольше растянуть.

Из дверей корпуса силуэт в белом халате вышел – лица не рассмотрю никак, слёзы мешают, а смахнуть вроде стыдно – взрослый же.

Только вблизи по улыбке понял: Мариночка…

С сединой уже, в очках на добрых и понимающих глазах.

Остановилась, посмотрела внимательно.

– Ну, Славик, а ты говорил, что некрасивый вырастешь… А сам вон какой!

И улыбается сквозь слёзы…

А мне сказать бы хоть что-то, но не могу никак. Ладонь её взял и лицом прижался, склонившись. А она меня по голове гладит, успокаивает:

– Не надо, Славик, не говори ничего. Хорошо же всё…

Да чего стесняться-то слез своих! Обнял её.

– Спасибо, – говорю, – и не только от себя…

И за больничный забор показываю. А там жена моя любимая платком слёзы вытирает, и двое сынишек – не поймут: чего это папка сопли на кулак наматывает.

– Все как обещали, – улыбаюсь, – так и случилось. Детей только двое пока, но это ведь дело – наживное…

С тех пор Марина Владимировна членом нашей семьи стала. Хотя, наверное, её семьёй я всегда был…

ДУРЁХА

рассказ

…Она лежала на дороге. Девчонка лет десяти в скомканном белом платьице – грязном и вымокшем от дорожной влаги после дождя. И пристально смотрела в одну точку своими большущими голубыми глазами. И вдруг моргнула! Из-за этого пружина внутри меня взбрыкнула и я заорал на всю мощь своих легких:

– А ну встань, дуреха! – бросил пакет с продуктами и к ней бегом.