Дмитрий Душинский - Отражение времени

Лёха шагал, глядя по сторонам,

– Там нет никого, у кого остались крылья, Серафима… Смотри, кажется, аптека на той стороне…

Они перешли улицу. Лёха открыл дверь, пропуская Серафиму. Было непривычно тихо и безлюдно. Лёха прошёл за прилавок и принялся перебирать лекарства в поисках необходимого. Представляющее интерес ставил на прилавок.

– Вот, основное всё, сейчас придумаю, как зафиксировать и начнём. Хорошо?!

Серафима посмотрела на него огромными глазами,

– Конечно.

Лёха, порыскав в недрах подсобок особо подходящего ничего не нашёл. Пришлось оторвать пару реек. Достав из кармана складной нож, подравнял.

– Ну, начнём?!

Притащив стул, посадил девочку возле прилавка. Бережно взял крыло, положил его на столешницу.

– Смотри, сейчас щипать будет, – честно предупредил и полил рваный край перекисью. Подождав пока отшипит, взял склянку с белым порошком.

– Штрептоцит, – объяснил, держа зубами резиновую пробку.

Серафима закусила губу. Лёха посыпал на рану порошок, наложил марлевый тампон. Разложил рейки, чтобы правильно зафиксировать, и принялся осторожно накладывать бинт. Ушло три упаковки. Лёха чуть отстранился, оглядывая работу. Попробовал руками пошевелить сгиб – держалось хорошо.

– Вот, теперь нормально. Ты как себя чувствуешь?

Серафима сидела чуть бледная, две мокрых дорожки спускались по щекам. Она протянула ладошку и погладила Лёху по небритой щеке.

– Спасибо вам… Мне намного легче… Нужное место обязательно найдётся, даже если все без крыльев. Когда вы вернётесь, в этом городе станет лучше.

Невыносимо скучно. Я сидел и гасил звёзды. После – зажигал их вновь. Хоть какое-то развлечение.

Невообразимое количество самых разных цветов и яркости. Они и притягательно тёплые, и отстранённо холодные. Казалось, не найти двух одинаковых, как не найти и двух одинаковых снежинок. Величина их тоже разнилась от чуть заметных до действительно больших. Невольно возникало сравнение с жемчужинами, рассыпанными на иссиня-чёрном бархате. Мерцающее великолепие затягивало своей бесконечностью, глубина манила.

Невыносимо скучно. Я сидел и гасил звёзды. Как оказалось, вовсе несложно создавать свой космос. Просто прижимаешь пальцем на стекле звезду, – убираешь – она загорается вновь. Всего лишь окно в звёздное небо.

Минувшие зимы постепенно сложились в пройденную тропу за спиной. Сколько их было, этих троп и торных дорог, светлых тропинок и мрачных переулков? Вряд ли кто-то ответил бы на этот вопрос, да и сам он толком не знал. Рождённый в ночь полной Луны, под звон весенней капели, всюду искал осколки хрустальных звёзд, хранящие крупицы волшебства. Первое время их было множество. И в каплях росы ранним утром на луговых цветах, и в серебряных нитях паутины, протянутой меж мохнатых еловых лап.

Придя в селения, даря свои нехитрые умения, неизменно приносил радость и восхищение. Расцветающие улыбки предвещали появление мерцающих звёзд в глазах. Их было множество. Так он шёл дальше. Зимы сменяли друг друга за его спиной. Города встречали равнодушно, видя в нём лишь очередного безумца. И лишь его недюжинные способности помогали ему зажигать взгляды.

Исхоженные тропы морщинами легли на обветренное лицо. Города становились больше, жители равнодушнее. Но несмотря ни на что, упорно переходил он из города в город, и лишь самые маленькие жители видели в нём не уставшего, измождённого бродягу. Он же видел в их глазах блеск тех самых звёзд, виденных им однажды ночью, блеск, наполненный волшебством. С грустью наблюдал он, как маленькие жители взрослеют и гаснет свет, упавший с неба. Путь продолжался, пролегая сквозь зимы. Он шёл улыбаясь, уставший бог весны.

Внезапная тишина была непривычно новой и с трудом воспринималась. Тишина настолько оглушала, что на всякий случай он щёлкнул пару раз пальцами, проверяя – а не оглох ли.

Нет, всё в норме. Щелчок прозвучал пистолетным выстрелом. По привычке направился на кухню. Плита, турка, первая сигарета натощак. Вполне обычные действия вызывали непонятные ощущения, так как каждый звук ярко выражен в этой тишине.

Сидя за столом и уже допивая кофе, понял, что за окном исчез весь городской шум. Привычный, ставший неотъемлемой частью жизни шум.

Как ни странно, не трезвонил телефон. Да и сам он не желал его искать и погружаться в бесконечное пролистывание ненужных и никчёмных сообщений, инфовбросов, бессмысленных в своём идиотизме видеороликов. Он пил кофе.