Наталья Скорых - Детство ушло вслед за ней

Обе девочки задумались. Каждая погрузилась в свои мысли. Надя грустно опустила глаза, рассматривая рисунок на асфальте. Катя смотрела, как удаляется Максим, и прислушивалась к себе, считая удары сердца. Ничего.

– Надя, а ты веришь в любовь? – неожиданно спросила Катя.

– Верю, – почти шепотом ответила Надя.

– Странно это: нам уже по шестнадцать, а любовь еще не встречалась, – произнесла Катя.

Она не была обделена вниманием со стороны парней, но все это было пустое, неинтересное. Нелюбовь. Нет. А Катя ждала и слушала сердце. Надя тоже ждала, смотрела на прохожих, на влюбленные пары и мечтала, представляя себя на их месте. Шестнадцать лет – это возраст перемен, когда вырастают крылья, и ты готов лететь на яркое пламя, туда, где тебя ждет любовь.

– Максим, ну что так долго, – Катя взяла из рук парня два стаканчика.

Она четко знала, кому какое: себе оставила шоколадное, Надюше протянула с шоколадной крошкой.

Катерина ела шоколад ложками. Ее жизненный настрой отличался позитивом, стремлением к лучшему, жаждой приключений. Девочка ураган, она сметала все на своем пути. Шла к счастью семимильными шагами, хватала удачу за хвост и цвела. Она – смесь бульдога с носорогом, как любила шутить сама Катя; и эти два милых существа мирно уживались в ее неудержимой натуре.

Надюша же собирала счастливые моменты жизни по крохам, согревая в сердце каждую секунду чего-то хорошего. Девочка-солнце, она дарила тепло окружающим, старалась быть доброй со всеми. Надюша была красивой, но за внешней красотой скрывалась и внутренняя. И даже когда следовало бы поругаться, накричать, выяснить отношения, она находила то, за что можно было ухватиться и не доводить до ссоры. Девочка из сказки, маленькая рыжая принцесса с грустной улыбкой и зелеными, как изумруд, глазами.

Максиму досталось мороженое с орехами. Твердый по натуре, волевой, он шел по жизни, просчитывая все шаги наперед. Он мужчина. И это его жизненная позиция.

Такие разные, но все-таки они были вместе, дополняя друг друга, – в этом и заключалась их настоящая дружба.

– Ну что, девчонки, какие планы на лето? – этот животрепещущий вопрос интересовал всех, но Максим спросил первым.

Макс был полон энергии, он с отличием окончил десятый класс и готовился через год получить золотую медаль.

– Я поеду в деревню к бабушке, – нехотя ответила Катя, – а ты?

– Как всегда, буду выполнять сыновний долг, и развлекать родителей где-нибудь в Европе. Раз в год, как по расписанию, – произнес Максим с ухмылкой и каким-то понятным только ему раздражением.

Надя промолчала.

Провожая Надюшу, все весело дошли до подъезда. На скамейке около входа сидела унылая и растрепанная женщина. Рядом, держа в руках пакет, стоял усатый мужичок в домашнем трико и нелепой футболке с крокодилом. Улыбка исчезла с лица Нади. Катя крепко сжала ее руку.

– Надька, дура, где тебя носит, зараза? – женщина была пьяна.

Надюша неловко вытащила свою руку из Катиной, подошла к маме, расплывшейся по скамейке.

– Мама, мамочка, зачем? – в ее глазах блестели слезы, в голосе слышалась мольба.

Хрупкая девочка подняла непослушное тело матери со скамейки и поволокла в подъезд.

– Надюш, подожди, помогу, – Максим ухватил тетку и повел, – Галина Борисовна, ну сколько можно.

Мужичок с усами, мелкими шажочками семенил следом, теребя пакет.

– Толян, пошли. Надька, он будет жить с нами, – невнятно произнесла женщина и махнула Толяну рукой.

Катя последовала за этой странной процессией.

– Надь, пойдем ко мне. Пойдем а? – она погладила подругу по спине.

Надя молча шла вперед. По ее щекам текли слезы. Это не было для девочки сюрпризом. Но смириться с тем, что твой единственный родной человек, твоя мама – алкоголик, – для подростка было очень сложно. Надя жила в постоянном страхе, в ожидании беды, и это напряжение давило на девочку изнутри.

Максим затащил Галину Борисовну в квартиру, положил на диван. Надя подошла к маме, села рядом.

– Надька! Жизнь – поганка! Сволочи, все сволочи. Пятьдесят рублей ей не дали… а сама, выдра драная, на новой тачке ездит. Вот чем я хуже? Я тоже денег хочу, тачку, – бормотала женщина в пьяном бреду.

Надя очень стыдилась пьяной матери, и ребята уже знали – надо уйти. Надя постоянно жила в этом страшном мире алкоголя, брани и рукоприкладства. Она знала все мелочи этого ужаса, но привыкнуть так и не смогла. И каждый раз слезы предательски текли по щекам, пока она выносила за мамой грязное белье, слушала бредни и оскорбления, и, гладя вонючее тело, укладывала спать. Ее душа от этого не очерствела. Она болела до кровавых ран, выплескивая боль слезами.