Ирина Азина - Собачница

– Конечно разрешат! Что за глупости…я расскажу им, как ты меня спас. Ты такой храбрый! Давай я тебя поглажу, ты хороший пёс…хороший…

– Ника…Ника! Идём, идём домой! Боже мой, что это за собака, откуда она тут? Грязная какая, не смей её трогать! Сейчас скажу сторожу, чтобы прогнали…

– Мама! Не прогоняйте его, он же меня спас! Давай его себе возьмём?! Пожалуйста, ну пожалуйста, мама…

– Глупости, он наверняка лишаястый…облезлый какой, кошмар. Пойдём, пойдём! Пойдём, говорю! Ну что ты ревёшь?! Прекрати немедленно реветь, пошли, я сказала!

Упираясь и захлёбываясь слезами, я прокричала, выдёргиваясь из маминой руки:

– Пёсик! Жди меня здесь, хорошо? Жди-и! Завтра принесу тебе много вкусного-о!!

Но и завтра, и послезавтра, ни под кустом, ни вообще где-либо поблизости от детского сада бородатого пса не оказалось. Я долго мучилась чувством ужасной вины, проклиная свою глупую доверчивость – пёс конечно же был прав: какой взрослый человек в здравом уме возьмёт к себе домой старого бездомного бродягу, всю жизнь свою мыкающегося по дворам и помойкам? Для такого безумного поступка нужно в душе оставаться ребёнком, или хотя бы помнить – каково это, быть ребёнком – воспринимать этот мир без предрассудков, без абсурдных ограничений, придуманных кем-то обиженным, лишённым любви, кем-то, кто давно уж не может отличить правду от лжи. Всего этого я, конечно же, в шестилетнем возрасте ни понять, не сформулировать не могла, но чувствовала отлично. И к собственной вине добавилась обида – тяжёлое, горькое ощущение. Из семян обиды, брошенных неосторожной рукой, постепенно вырастает недоверие – цепкий, ползучий сорняк, очень быстро пускающий свои глубокие корни в душах людей. Выкорчевать его почти невозможно. Примерно с тех пор я стала понимать, что взрослые чаще всего детей просто не слышат. Причин этому я найти не могла, и ещё больше обижалась.

«Мы ведь разговариваем на одном языке», – думала я, – «Так почему же то, что говорят дети, всегда неважно? Почему нас не хотят услышать и понять? Почему наши желания не важны, а наше мнение никогда не принимается во внимание? Как выходит, что в семье, где все друг друга любят и заботятся друг о друге, голос ребёнка не имеет никакого веса? Это ужасно несправедливо!»

Я ещё не знала тогда, что почти все взрослые не то, чтобы не хотят, а попросту не могут услышать ребёнка. Задёрганные, вечно куда-то бегущие, втиснутые в тесные штампы, люди постепенно забывают, что это такое – просто жить. Без оглядки на чьё-то мнение, без боязни выглядеть смешно и нелепо. Без стандартов, навязанных обществом.

– Ну куда, куда тебе этот облезлый пёс, вот дался-то!

– Ты не понимаешь, он мой друг! Я его отмою, расчешу, и будет красивый, и совсем не облезлый!

– Судя по твоим рассказам, он бродячий, а значит, точно больной! Таким собакам не место в доме.

– А каким место? У меня никакой нет! В нашем доме, видимо, всем не место. И, если я заболею, вы меня лечите. Почему нельзя вылечить моего друга?

– Господи, это невозможно!! Не может быть другом шелудивый пёс! Ты его и видела один раз, а теперь только и разговоров, что про него!

– Может, вот и может! Я буду его искать, так и знайте!

– В кого ты такая собачница?!

– Сама в себя!

Поиски милого бородатого бродяги я начала с детального опроса детсадовского дворника. Вернее, дворничихи – тёти Веры – добротной, основательной и добродушной женщины, любящей детей и животных.

– Нет, нет, Ника, я не видела этого пёсика, если он тут и был – то, наверное, хорошо прятался. Объедки в мусорных контейнерах часто сюда привлекают бродяжек. Но обычно их даже выгонять не приходится – они появляются, когда темнеет, и пытаются раздобыть себе пропитание…а потом убегают. Если увижу, обязательно скажу тебе, хорошо.

Вот и всё, что удалось разузнать. Бродяжки приходят в темноте. Как же мне попасть в садик в это время? Летом темнеет поздно, меня уж домой сто раз забирают… А может, расклеить везде-везде объявления?! Ищу собаку, и всё такое…фотографии друга у меня конечно же нет, но можно его нарисовать!! Придя к такой счастливой мысли, я побежала скорее воплощать идею в жизнь. Задача передо мною открылась непростая: мало было нарисовать собачий портрет, нужно ведь ещё и текст написать…как же там пишут, в объявлениях-то? Опуская детали и творческие муки, отмечу коротко, что практическая часть заняла дня три. Вышло пятнадцать листочков, на каждом из которых был размещён нарисованный мною портрет дорогого моему сердцу бородатика, сверху большими буквами выведено «Объевлене», а снизу шёл текст следующего содержания: