Лариса Порхун - Отражение

Из больницы мать так и не вернулась. Истаяла, как свечка от стремительно развившейся у неё ишемической болезни сердца в несколько дней. Лида этому почти не удивилась. Неосознаваемо она почувствовала, что мама не вернётся, ещё в ту страшную ночь, когда она хрипела на носилках, впопыхах накрытая старым пальто. Лида подозревала, что и младшая сестра каким-то необъяснимым образом почувствовала то же самое, когда рвалась к матери, и захлёбываясь слезами, отчаянно цеплялась за носилки. Они уже тогда детским своим, чистым сердцем почуяли беду. Именно в тот предрассветно-жуткий час сёстры и оплакали мать. А не когда, держась за руки, стояли возле свежевырытой могилы вместе со своим отцом и остальными людьми, безучастно наблюдая на опускающийся в яму гроб с телом матери.

******

Отец женился довольно быстро. Многие в их посёлке считали, что сделал он это слишком поспешно. На грани неприличия. В том смысле, что толком год ещё не прошёл. То есть расписались они с Тамарой, конечно, через год, как и положено, но переехала-то она к ним гораздо раньше. Хотя с другой стороны, как не сделай, люди всегда найдут, что сказать.

Тамару отец привёз к ним из города, да не одну, а с пятилетней дочкой, и Лида не раз слышала, как кое-кто из знакомых, и даже некоторые их родственники говорили о том, что отец с Тамарой знакомы не первый год, а давным-давно снюхались. Лида, слыша это выражение, каждый раз старалась понять, как это? Шли по следу, подобно животным, пока не «снюхали» друг друга?

Так в жизни Лиды и Танюшки появилась мачеха. И ещё одна дополнительная сестра Ира. Но Лида всё равно осталась старшей. А Танька младшей. А городская Ира находилась посередине. Лида уже ходила в первый класс. Отец велел своим дочерям подружиться с Ирой. И при этом строго глядел именно на Лиду, как на старшую. Хотя Танюшка стояла тут же и со скучающим видом ковырялась в веснушчатом носу. Большого желания дружить со стихийно образовавшейся сестрой не было. Они уже пробовали. Городская выскочка Ирка была плаксой и ябедой. Чуть что бежала жаловаться своей маме. Причём по любому, самому незначительному поводу. Даже младшая Танька в таких случаях озадаченно смотрела ей вслед, размышляя, сильно ли влетит от отца на этот раз или обойдётся парочкой шлепков и очередной шумно-показной нотацией. Поэтому дружили только в пределах родительской видимости и досягаемости. Всё изменилось, когда родился братик Коля. Девочки устанавливали очерёдность на право держать живой свёрток на руках, укачивать брата или катить его в коляске. Споры и разногласия не прекратились, но они приняли, так сказать, качественно новую, конструктивную направленность.

Многие соседи и даже учителя смотрели на Лиду и жалостно кивали головой, сочувствуя её полусиротскому положению и незавидной участи старшей падчерицы. Да, ей много приходилось делать в свои неполные семь, девять, одиннадцать лет, но она считала это вполне закономерным. А кто же ещё? Ведь она старшая. Лида нянчилась с сёстрами и братом, помогала с уроками.

В огороде управлялась гораздо лучше так и не привыкшей к сельской жизни Тамары. После рождения Коли, мачеха стала часто болеть, поэтому Лида с десяти лет уже и готовила на всю семью. Как-то отец, вернувшись поздним вечером из города, куда ездил, чтобы навестить жену в больнице, ковыряя вилкой макароны, невесело усмехнувшись, произнёс, глядя на старшую дочь:

– Эх, доча, сейчас бы борща горяченького!

Девятилетняя Лида серьёзно посмотрела на него и ничего не ответила. На следующий день, вернувшись от соседки с исписанным детской рукой листком, сварила кастрюлю борща. Да какого! Душисто-алого, наваристого, с виртуозно исполненной зажарочкой и добавлением перетёртых в ступе шкварок с чесноком. Отец ел и нахваливал, хитро щурясь карим глазом. А потом, выпрямился, провёл ладонью по усам, и, махнув головой в направлении Лиды, сказал Тане и Ире:

– О как! Пример, говорю, берите с Лидки-то! Молодец, девка… не борщ, а песня!

От немногословного и сдержанного отца это было куда больше, чем похвала. Лида густо покраснела от удовольствия и смущения.

В доме всегда было чисто прибрано, – отец беспорядка не терпел. Как-то так само собой пошло, что за это тоже отвечала Лида. При всём при этом, она не то, что не считала себя какой-то несчастной или обделённой, ей даже не приходило в голову задумываться об этом. На это не было времени и в этом не было смысла. Каким-то внутренним чутьём Лида знала, что это ничего бы не изменило. Это давно и незаметно вошло в её сознание, вплелось в саму его суть, неуклонно и повсеместно распространяясь на все стороны Лидиной жизни.

Читать дальше