Светлана Ган - Сказочники поневоле

– Озноб? Почему озноб? – встрепенулась Ольга.

– Ну как, сначала озноб, потом начинаешь покрываться зелёными пупырками, аки огурец, ещё уши больше становятся, – с абсолютно каменным лицом начала Вера.

– А уши-то почему больше становятся? – не выдержал Игорь Семёнович.

– То есть пупырчатость Вас устраивает? – приподняла бровь Вера. – Прекрасно, а уши больше – ну как, это же основное, чтобы лапши больше помещалось. Чесслово.

Я улыбнулся. Из всей нашей компании Вера нравилась мне больше всех. С её цинично-саркастическим взглядом на мир.

– Слушай, – начал Кирилл, но не успел договорить, как в небольшом стеклянном простенке, отделявшем нас от коридора, открылась дверь, и зашёл человек в полном защитном костюме.

– Обед, – раздался голос в динамике на стене. – Через пять минут ваша дверь разблокируется, и вы сможете забрать. Через час не забудьте вернуть на место, – он оставил тележку с подносами и вышел в коридор.

– Кофе хочу… – со вздохом произнесла Вера.

– А будешь есть брокколи, – с ехидством вставил Кирилл. – А потом будешь историю рассказывать, только весёлую.

– У меня все весёлые, – невозмутимо ответила она.

– В последних двух все умерли, – со смешком ответил Кирилл.

Вера в ответ только закатила глаза и улыбнулась.

– А ещё лучше что-нибудь романтичное, – попросила Ольга.

– Будет вам поромантишнее.

Кирилл, услышав, что дверь разблокирована, быстро вышел из нашей хоть и просторной, но очень пустой комнаты. Пять кроватей с небольшими шкафчиками для личных вещей, расставленные вдоль стен, обеденный стол со стульями. Простые белые стены и лампы дневного света на потолке. Никаких тебе окон или хоть какой-то связи с внешним миром. Так что уже на третий день мы просто решили, что когда свет выключается, то снаружи наступает ночь, а когда включается – день. Единственное, что радовало, так это наличие ванной комнаты со всеми удобствами. Иначе я бы тоже, как Кирилл, попытался проломить две стеклянные стены, отделяющие нас от внешнего мира.

– Ну что, двигаем стол? – спросила Вера.

Мы с Игорем Семёновичем, не сговариваясь, встали и пошли за пластиковым обеденным столом, который мы отодвигали к стене, чтобы не мешался в середине комнаты. Четыре стула быстро заняли свои места, а обломки пятого так и лежали у стеклянной перегородки. День на третий нашего пребывания, Кирилл не выдержал и решил проверить крепость стекла. Проверил. Крепость оказалась на высоте, так что теперь он единственный, кто сидел на тумбочке. Но именно его выходка доказала, что всё-таки за нами наблюдают. Нет, к нам никто не прибежал с криками «какого чёрта вы тут делаете?», но в динамике на стене через минуту раздался голос:

– Первое – замена вещей, предоставленных вам, производиться не будет. Второе – вас поместили в этот бокс, так как вы представляете угрозу для окружающих. Третье – нами будет предоставлена вам еда и все необходимые вещи личной гигиены. Четвёртое – мы вас проинформируем о вашей дальнейшей судьбе позже, пока просим вас соблюдать спокойствие.

– Хорошо хоть, не добавили «и оставаться на своих местах», – съехидничал Кирилл.

Вот так мы и пребываем в ожидании дальнейшей информации по сей день. Хотя кормят нас и правда регулярно.

Кирилл подкатил тележку с едой. Первые две полки были уставлены тарелками, прикрытыми пластиковыми крышками, а на нижних ярусах стояли стаканы и кружки, бутылки с простой водой и металлический кувшинчик.

– Неужели кофе? – чуть не свалившись со стула, с придыханием произнесла Вера.

– Горячий, – отдёрнув пальцы, выдал Кирилл. Кувшин незамедлительно был извлечён на стол, и стоило приоткрыть крышку, как по помещению стал разноситься кофейный аромат.

– Чёрт побери, – заулыбалась Вера во все тридцать два зуба. – Теперь я вижу, что в вас осталась капля человечности, – громко произнесла она, смотря на динамик над стеклянной перегородкой. – Больше ни минуты промедления я не вынесу, – она извлекла кружки, все они были разного цвета и размера, что было так чудно и удивительно для подобных заведений. Мне досталась небольшая белая с нарисованным котом, а Вера, выступив в роли тирана и деспота, безапелляционно забрала себе самую большую пузатую красную кружку, которую при желании можно было использовать как супницу. Следовательно, половина кофейного графина растворилась в бездонных стенках этого чудовищного сосуда, как бы я мог написать в одном из своих рассказов, но не буду.