– Значит, ты отказываешься от моего подарка? – со скрытой угрозой в голосе спросил визирь.
– Нет, не отказываюсь, – опомнился он, поняв, что лучше будет избавиться от римлянина в будущем без свидетелей, чем нажить себе неприятностей сейчас.
– Отказываешься, я же вижу, – покачал головой Сурена.
– Нет, не отказываюсь, но лучше убить такого раба, чем кормить зря, – опять, не подумав, сказал Андромах и сразу же поплатился за это.
– Ну так вот и убей! – в глазах у визиря загорелись огоньки радости в предвкушения забавы. Он сделал знак.
– Я… я… не воин, – пролепетал ломающимся голосом грек, а слуга тем временем достал кинжал и вложил его в дрожащую руку. Перепуганный грек поднял клинок перед глазами, и на его лице застыл ужас. Капоний Метелл стоял в двух шагах со связанными руками и тупо смотрел в пустоту одним глазом. Второго видно не было – он скрылся под разрубленной бровью, которая нависла над щекой и прилипла к ней вместе с запёкшейся кровью.
– Наверное, лучше дать меч римлянину. А? Как ты думаешь? Может, он захочет убить такого малодушного хозяина, как ты, и стать свободным? – зло усмехнулся визирь и кивнул воину, который стоял рядом с Капонием Метеллом. Тот молча вложил меч в связанные руки коменданта и сделал два шага назад. Андромах взвизгнул, увидев оружие в руках своего врага, и отскочил в сторону. Слуги визиря со смехом схватили его и вернули назад.
– Нет, нет, не надо, о, великий Сурена! – завизжал диким голосом грек. Все вокруг рассмеялись. Визирь поморщился.
– Ну что, теперь сможешь убить его? – спросил он.
– Да, да! – выдавил из себя Андромах. Капоний Метелл поднял голову и плюнул в сторону Сурены. Потом бросил меч под ноги и плюнул уже на него.
– Ну? – визирь поднял брови вверх и протянул руку вперёд. Лёгким движением пальцев он показал Андромаху, что тот может приступать к делу. Одержимый ужасом и животным страхом купец с неожиданной для его тучного тела прытью кинулся вперёд и стал тыкать мечом в грудь и живот римлянина. Удары были неточными и неглубокими и только причиняли боль Капонию, который продолжал стоять, истекая кровью. Сурена брезгливо поморщился. Андромах нанёс не меньше двадцати ударов, после чего без сил опустил руки и остановился, задыхаясь от напряжения. В глазах у него потемнело, и всё вокруг поплыло. Комендант города продолжал стоять, с ненавистью и презрением глядя на него единственным глазом. Андромах услышал, как Сурена что-то сказал стражнику у него за спиной. Бедняге показалось, что это был приказ убить его. Раздался короткий свист меча, и Андромах отчаянно заморгал глазами, не понимая, что происходит. Лицо римлянина, которое находилось от него на расстоянии вытянутой руки, стало медленно меняться: глаз дёрнулся и застыл под бровью, как косточка оливы, губы опустились вниз, ухо коснулось плеча, и голова, неуклюже завалившись набок, с глухим звуком упала прямо в пыль. Андромах стоял так близко, что кровь из шеи хлынула ему в лицо. Он сначала даже подумал, что это была его собственная кровь – горячая и до тошноты липкая. Но когда на него вдруг навалилось обезглавленное тело Капония, он вдруг пришёл в себя и заорал нечеловеческим голосом:
– А-а-а!!!
– Хорошо кричит! Если доживёт до утра, выкрутится, – Сурена расхохотался. Страх грека был настоящим, и это было приятно. Один из воинов взял голову коменданта за волосы и поднял над землёй, вопросительно посмотрев на визиря.
– Вот, купец, – сказал Сурена, – видишь, что значит воевать, а не торговать. Оставь ему, – сказал он кочевнику. – Насадишь на кол и поставишь у ворот. Чтобы все помнили, что стало с римлянами. Через два лунных месяца сюда придёт тысяча всадников. Они будут охранять город. Жди их и учись торговать пеплом! – закончил визирь.
К вечеру парфян уже не было. Андромах в одной рубашке лежал на глиняной лавке, поливая голову тёплой водой из корыта для верблюдов. Это было всё, что осталось у него в этом городе. Он никак не мог смириться с потерей золота, но теперь у него была власть. И Андромах уже знал, как воспользоваться ею, чтобы вернуть всё, что потерял.
Парфянский сатрап Ород спешил доехать до границ Армении как можно быстрее. В дороге он радовался молодости, задору и храбрости своего старшего сына, Пакора, который везде хотел быть первым, пусть, порой, это выглядело смешно и безрассудно. Зато он не сидел месяцами в городах и не слушал глупые рассказы мудрецов и стариков о былом величии уже давно исчезнувших народов. Пакор сам хотел добиться славы и уважения.
Читать дальше