Виктор Юнак - Возьми меня замуж! Проза XXI века

Потом, не меняя позы, заговорила:

– Хочу тебе признаться, Петушок, у меня года три ни одного мужика не было… Хотя тот же Стас, я знаю, был бы не против. Я же еще молодая, организм иногда просит. Но я без серьезных отношений не могу, хотя знаю, что некоторые мои подруги этим не гнушаются, и меня хотели подложить… – потом спохватилась, приподняла голову. – Я глупая, да? Зачем я тебе все это говорю? Ты не будешь смеяться надо мной?

Он лишь молча покачал головой, повернулся к ней и закрыл ей рот долгим поцелуем.

Шумилову позвонила сестра Валя. У отца открылась язва, он плохо себя чувствует, еле уговорили его лечь больницу. Мама тяжело переносит болезнь отца, почти все время проводит с ним в больнице. Совсем обессилела, и уже второй день не выходит из дома.

– Ты бы приехал, Петь. И отец тебя все время вспоминал, и мама тоже. Боюсь, как бы они не того.

– Да ты брось это! С язвой можно еще сто лет прожить, а им под шестьдесят только. Лучше скажи, лекарства какие нужны?

– Да все, что нужно, мы уже купили.

– Хорошо, я сегодня приеду.

Он хоть и одергивал сестру, чтобы «не каркала», но сам начал волноваться. У отца ведь, помимо язвы, еще и почки периодически отказывают, а у матери гипертония. А лет-то им не так уж и много. Мать всего год назад ушла из школы на пенсию, отцу и вовсе еще работать и работать.

Увидев мать, Шумилов испугался: за те полгода, которые они не виделись (лишь созванивались по телефону), она сильно изменилась – морщин стало гораздо больше, а волосы совсем поседели, точнее, уйдя на пенсию, она совсем перестала их подкрашивать, а болезнь отца даже сгорбила ее, отчего худоба казалась не такой явной.

– Петруша, как хорошо, что ты приехал, – мать впервые за последнюю неделю улыбнулась и поцеловала сына в щеку.

– Прости, что из-за этой чертовой работы реже стал к вам наведываться.

– Да я же понимаю все.

– Зато смотри, что я вам из Турции привез.

Он расстегнул прозрачный пакет и положил на пол небольшой коврик полтора на два метра ручной работы со строгим турецким орнаментом.

– Ух ты! – Валентина присела и сразу стала щупать шерсть.

– Он, в принципе, двусторонний, – объяснял Шумилов. – Можно его и этой стороной положить, и другой. Вам к дивану как раз хорошо.

Мать погладила ковер, аккуратно положила его перед диваном, стала на него босыми ногами.

– И правда, хорошо. Теплый. Дорогой, наверное?

– Ручная работа всегда дорогая, – сказала Валентина.

– Ерунда! Мне, кстати, если все срастется, контракт предложили в Турции – курсы русского языка для тамошних гидов.

– Класс! – неслышно похлопала в ладоши Валентина.

– Я рада за тебя, сынок. И отцу, я уверена, будет приятно. Я ему обязательно скажу эту новость.

– Как он, кстати?

– Да уже получше. Я потому и оставить его там могла со спокойной душой. А то был совсем плох… Ой, ты же, наверное, голоден? Пойду на кухню.

– Лежи ты, мам, что я сама не приготовлю, что ли?

– Ничего, ничего, ты лучше с братом поговори. А я себя лучше чувствую, когда что-нибудь делаю, чем когда лежу.

Мать ушла на кухню, а Петр с Валентиной пошли в ее комнату.

– Ну, а у тебя как дела, Валь? Замуж еще не собралась?

– Смеешься? Надо сначала найти вторую половинку.

– А ты ищешь?

– Да ну тебя! Сам-то чего не женишься?

– У меня, по крайней мере, уже выбор есть, – улыбнулся он.

– А вот с этого места давай поподробней, – она так же улыбнулась в ответ.

– Погоди немного, скоро все узнаешь. Расскажи лучше, что в школе?

– В школе, как в школе. Больше писанины, чем подготовки к урокам. Отчеты, отчеты, каждую неделю, а тут еще и электронный дневник добавился. Учителю некогда ни учебой, ни воспитанием заниматься. Отбарабанил урок и быстрее в учительскую писать. А потом удивляются, почему школьники тупеют и деградируют. Мать почему и ушла на пенсию, могла бы еще поработать, но не выдержала этой административщины. Да и с электронным дневником ей трудновато было.

– Ну, помогла бы ей.

– Так я и так помогала. За нее практически его и заполняла. Вроде бы и не старая она еще у нас, а с компьютером у нее что-то те пошло.

– Ну, это либо дано человеку, либо не дано. Я знаю людей, которые и в восемьдесят лет с компом на одном языке калякают. А ученики как?

– Ученики, как ученики: пятый класс, восьмой, девятый… А, слушай, Петь, что буквально неделю назад случилось, – она тронула брата за плечо и рассмеялась. – Мы проходили Пушкина, учили «Руслана и Людмилу», и знаешь, что у меня один пятиклассник, Юзефович, спросил? Причем, прямо на уроке. «Валентина Владимировна, говорит, а кто такой Епи?» Я не врубаюсь, в чем дело, спрашиваю, какой «епи», что за «епи»? Где ты нашел у Пушкина это слово? А он мне: «Ну, как же! Вот, смотрите, ткнул в хрестоматию пальцем и читает: «И днем и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом». Ну, говорю, и где же ты тут увидел «епи». А он опять: «Неужели вы сами не видите: здесь же черным по-белому написано: «Всё ходит Поц Епи кругом». Класс весь уже ржет, за животы держится, а я все никак не врублюсь. А он, негодяй, продолжает: «Кто такой Поц, я знаю, а вот кто такой Епи понятия не имею». Я опешила, первый раз не нашлась, что ответить. Домой пришла, в интернете нашла этого самого поца… Надо же, такой жибздик, а уже такими словечками орудует. Да еще и по школе растрезвонили об этом.