Ася Май - Эфемерность

Денис девушкам нравится, загадочный и привлекательный, как молодой вампир из готического романа. Семён тоже, но иначе, своей заразительной смешливой энергией.

В салоне восхитительно тихо, из открытого на крыше автобуса люка скользит ветерок, ласкает разгоряченное лицо. Болтовня Семёна кажется почти убаюкивающей, и даже боль отступает, становится терпимой, и Дениса сонно покачивает на ее волнах, мысли туманятся, ускользают куда-то в приятную темноту.

Все нарушает резкий хлопок. Захлопнулась дверца люка – Денис это понял прежде, чем открыл глаза, ветерок исчез, и в нос ударил кислый запах пота и удушающая вонь духов. Мимо него протиснулась женщина – нет, тетка, – в отвратительном, ядовито-красном платье, плюхнулась на сиденье рядом, посмотрела на него с вызовом в густо накрашенных глазах.

Семён затих, а тетка, победно улыбнувшись, устроилась на сиденье.

«Вот же дрянь», – устало подумал Денис, чувствуя, как вновь накаляется головная боль во лбу.

– Денис?

«Тупая, старая дрянь, которая думает только о себе, которой…».

– Деня, тебя тошнит? Дать тебе пакет? У тебя такое лицо… – Семён наклонился к нему поближе, так что его темно-русые волосы небрежно свесились на лоб, упали на глаза, – Деня, эта тетка – настоящая акула, ты с ней не связыва…

«Акула. Тетка-акула с акульими зубами, которая цапает всех, кто поступает не так, как она хочет, наглая стерва, которая всегда получает желаемое, нагло впивается пастью и не отпускает, пока не уступишь, смотрит тупыми акульими глазами, выжидает, чтобы броситься».

У Сёмы в зеленых глазах – до неприличия зеленых, как будто он нацепил цветные линзы – беспокойство.

Они – неконфликтные. Сёма – от пофигизма, ему просто все равно на окружающих, ему комфортно самому с собой, и он не любит лишних ссор. Денис – от злой застенчивости, он из тех людей, которым наступят на ногу – а они стоят, смущаются, не могут сказать: простите, вы мне ногу отдавили.

– День… – Семён смотрит предостерегающе, но…

«Тварь ли я дрожащая, или право имею?».

Денис не собирается рубить тетку-акулу топором, но и отчаянно не хочет конфронтации. Становится все жарче.

«Я тоже еду в этом автобусе. И мне жарко. Тварь ли я дрожащая?».

Он поднялся, чувствуя спиной прожигающий взгляд тетки, и ощущая, как на щеках вспыхивают болезненные алые маки. Одно движение, легкий скрип, и в лицо брызнул свежий воздух, ветер мазнул по щекам, слизывая алые цветы. Дышать стало легче, и Денис опустился на место, стараясь не глядеть на тетку.

Семён молча и удивленно смотрел на него, знакомым жестом склонив голову набок. Тетка прошла мимо и села вперед, там, где не дует.

– Ты только что стал мужчиной, мой мальчик. Победив акулу, житель племени становится не мальчиком, но мужчиной.

Несмотря на разыгравшуюся мигрень, Денис слабо улыбнулся. Снова дул ветер, в салоне посвежело, и ему стало легче. Это было не так страшно, как казалось.

– Знаешь, что странно? – Сёма нарушил молчание не сразу, они успели проехать полдесятка остановок.

– Что? – Денис пробормотал это почти что про себя, но Семён на его вялость внимания не обратил.

– Всем было жарко. Всем хотелось открыть люк, но никто этого не сделал.

– Люди готовы перетерпеть кое-что, лишь бы не ссориться, – Денис зевнул, и, наконец, открыл глаза. Головная боль, тяжелым осадком, притаилась где-то в затылке, готовая вот-вот напасть снова, но пока чуть отступила, и он был настроен поболтать.

– Большинство людей слишком воспитаны, чтобы что-то требовать. Понимаешь, мы – жертвы нашего хорошего воспитания, мы не можем не только чужое взять, но и даже свое. Мы не умеем уговаривать, упрашивать, требовать. Мы робко просим: а можно нам вот это? Только если тебе самому не нужно, а если нужно, я не возьму. И потому в мире отлично живется вот таким акулам: они разевают зубастую пасть, смотрят мертвыми охотничьими глазами, и ам! Съедают и свое, и чужое, все что удастся получить, заработать, выпросить. Хамоватые тетки в магазинах всегда получают свое, потому что продавцы не могут им противостоять, наглые продавщицы зажимают сдачу и не возвращают деньги за бракованный товар. Они получают свое, а мы идем домой, мрачнеем, жалуемся близким и стыдимся собственной воспитанности. Родители хотели, чтобы мы выросли хорошими людьми, но в мире, где так много людей плохих, хорошим быть очень трудно. А по-другому мы уже не умеем.

– Как в тот раз, когда все получили по две пиццы в столовой, а мы не одной, потому что не смогли пробиться сквозь толпу, – задумчиво протянул Семён.