Александр Дударенко - Фига из будущего

Однако они сидят на печи и ждут манны небесной, которой, как. известно, нет… Ждут, когда. начнут. делить… И. им «положено». И им должны дать! И таких людишек большинство. Одна часть из тех, кому «должны дать», впрочем, образованна. И в неё входят интеллигенты с общипанными бородёнками и сотрудники НИИ с большими головами. Они даже выходят на митинги протеста. Требуют, требуют, требуют. Но ничего не делают. Есть те, что призваны охранять. Неважно, что или кого. Важно – повязка, ключи и дверь с печатью и решёткой. Они будут с лицом, полным отваги и решимости, бдить у двери и требовать себе награду. Им тоже должны дать. Есть протестующие, которые недовольны всем. Есть мыслители. Есть пахари. И есть часть народонаселения, активная по-своему, и находится она в постоянном поиске благ, невзирая на погоду, власть и международную обстановку, которая почему-то всегда сложная. Не подумайте, что это протестующие. Упаси Бог! Они не выходят на митинги… Хотя… некоторые из этой категории, совсем беспринципные, выходят, но с целью пощипать карманы взволнованных очередным принятием какого-то закона «псевдоактивных» граждан, высыпавших на очередной «майдан». В своём стремлении помочь всему миру митингующие активисты забывают про кошельки в заднем кармане брюк, сумочки на плече и часы на руке. Результатом их борьбы за права униженных и оскорблённых часто становится потеря личного имущества и наличных средств. Ну а те, кто пользуется помутнением и притуплением бдительности у борющихся за торжество справедливости активных граждан, становятся обладателями их кошельков, сумочек и часов. И получается, что активные общественники – нищие, а активные пройдохи – при наличности. Если мой уважаемый читатель сумел разобраться в сложностях приведённой мысли, он легко представит себе нового героя романа.

Именно к категории общественно равнодушных, но активных в своём обогащении граждан относился Самуил Яковлевич Гурвиц, человек молодой – где-то около тридцати с хвостиком, но вполне самостоятельный и, я бы даже сказал, самодостаточный. С раннего детства Самуил, которого для краткости и удобства далее буду называть Сама (так, впрочем, его звала бабушка, а с её лёгкой руки – и весь двор в небольшом южном городе), вёл крайне аполитичный образ жизни, называемый строгими учителями праздным. Хотя сам Гурвиц так не считал. Он был активен в добывании основного продукта, обеспечивающего нормальную независимую жизнь. Этот продукт имел цвет, вкус и запах вопреки общепринятому заблуждению. Ах да! Я же не сказал, что это за продукт. Это деньги!

Первые рубли он стал добывать в глубоком детстве, когда на Новый год, Рождество, старый Новый год и другие религиозные, а порой и светские праздники ходил по соседям. Рано утром, чтобы оказаться первым, Сама звонил в дверь и голосом звонкого церковного певчего выдавал старорежимные тексты, к умилению религиозно ориентированных старушек. Городок его становления был мал, беден, но уютен и спокоен. Он был настолько неприметен на бескрайних просторах империи, что название его даже нет смысла упоминать. Один из многих городков южнорусского Черноземья. Жители говорили на приятной смеси русского, малороссийского и еврейского наречий. Однако традиционные «колядки» и «щедровки» пели на малороссийском суржике, что придавало им некий юмористический окрас. Са́ма нарочито переодевался в колоритные устаревшие наряды и выводил звенящим голосом:

Пел он красиво и весело, улыбаясь и кланяясь одновременно. Старушки и старики всегда держали металлические рубли наготове, зная о раннем визите отзывчивого еврейского мальчика в определённые праздничные дни. Никому и в голову не приходило удивляться: почему иудейский ребёнок поздравляет с христианскими и языческими праздниками? В советском прошлом все верующие верили в одно. В то, что запрещали, не углубляясь в тонкости межконфессиональных различий. Запрет на всё, связанное с религией, порождал некую тайну, непонятную, а потому привлекательную. Тайна сотворения обрядов подстёгивала к расширению числа верующих и являлась прекрасной миссионерской пропагандой церкви. Семьи простых рабочих и служащих имели в этом течении явное преимущество перед людьми из партийных кругов и руководящего состава. Простые обыватели могли практически безболезненно и без последствий красить яйца, печь куличи, ставить свечки и носить нательный крестик под пионерским галстуком или комсомольским значком, одновременно прыгая через костёр, празднуя языческий праздник Ивана Купалы, а потом без зазрения совести отмечать день Октябрьской революции и день рождения Ленина, напиваясь в стельку. Партийные функционеры не могли себе позволить таких вольностей, поэтому верили тихо и скрытно. Они также красили яйца и пекли куличи. А своих детей крестили в глухой деревне, без посторонних глаз и ушей. В общем, время бездуховности в сфере религии накладывало отпечаток на поведенческие рефлексы всех жителей страны. Священнослужителей пренебрежительно называли попами, независимо от чина и звания в иерархии. А храмы – не иначе как церквями. О существовании Святого Писания догадывались, но в глаза не видели. Тайная жизнь партийцев, вовлеченных в религию, была полна конспирации, осторожности и щемящего чувства восторга от приобщения к запретному плоду.