Вячеслав Малежик - Птицы перелётные

Игорь решил не исполнять ничего из дворового репертуара и сразу запел битловскую «All My Loving». Он знал, что она неплохо получается у него, во всяком случае, девчонки постоянно просили спеть эту песню, когда одноклассники собирались на вечеринку.

– Очень… м-м-м… неплохо! – сказал Андрюха, едва Болото поставил точку, взяв ми-мажорный аккорд.

– Спасибо, – ответил Игорь, не обижаясь, что кто-то безапелляционно ставит оценку его игре. В конце концов, он прибежал послушать, как играет этот парень в кедах.

– Вот только в запеве перед си-мажорным аккордом есть ре-мажорный, давай покажу.

С этими словами Дрон взял гитару и сыграл место, в котором Игорь неправильно снял гармонию.

– Клёво, а я не услышал. У меня нет магнитофона, и я снимал песню по памяти. Из слов запомнил только «All my loving I will sent to you…»

– Если ты всё это снял по памяти, то ты просто орёл! – вынес свой вердикт Андрюха. – А правильный текст я тебе напишу. Кстати, я мечтаю собрать группу и имею честь пригласить тебя в ней поучаствовать. У тебя есть гитара?

– Конечно, есть…

– Тащи её сюда, попробуем сыграть что-нибудь вместе.

Болото сорвался и через пару минут уже вновь сидел рядом с Дроном и подстраивал свой инструмент.

– Что сыграем? – спросил Андрей, когда они разобрались со строем.

– Ты начинай, а я, если знаю, подхвачу.

Дрон взял аккорд-вступление из «Hard Day’s Night» и запел первую часть песни. Игорь запомнил, какой аккорд и как именно его взял Андрюха, и начал довольно уверенно подыгрывать. Во втором куплете, поняв, что Андрей поёт нижний голос, Игорь негромко подстроил сверху терцию, и ребята, сидевшие с ними и вживую услышавшие битловское двухголосье, невольно зааплодировали. В припеве Дрон, который не доставал верхние ноты, замолчал и дал спеть мелодию Болоту. Может, Андрюха был тактичен, а может, хотел посмотреть, что там наверху сумеет достать его новый партнёр, не знаю, но получилось это, как у Леннона с Маккартни: вторую часть поёт Пол, а Джон умненько молчит. Когда ребята дошли до проигрыша, уже Игорю было интересно, что сыграет Андрюха. И Дрон довольно уверенно сыграл триоли, которые ну никак не получались у Игоря Кулика.

– Я не верю своим ушам! Ты сыграл это соло!

– А что, у тебя не выходит? Ну-ка, покажи, как ты его играешь.

Игорь попытался исполнить, но у него, как и обычно, триоли не вытанцовывались.

– А, вот в чем твоя ошибка – тут одну ноту надо играть, лишь ударяя пальцем левой руки по струне, не используя медиатор.

Они расстались практически друзьями, решив встретиться на следующий день в школе. Утром на первой перемене Дрон вручил Болоту слова «All My Loving».

В отличие от Болота, который жил в рабоче-крестьянской среде (даже несмотря на то, что мать его была учительницей), Андрей Брунов, или попросту Дрон, был мальчиком из московской аристократии, ну, если не нравится аристократия, то из интеллигенции. Его матушка работала на «Мосфильме» и могла гордиться тем, что была близка к съёмочной группе Ивана Пырьева. И для Дрона он был просто дядя Ваня. К ним в гости часто приходили киношники, и вольница так и витала в квартире: свобода сквозила в разговорах, которые велись в доме Бруновых. Это невольно проникало в его сущность, и к десятому классу в нём можно было заметить черты, которые впоследствии назывались инакомыслием. Отец в воспитании Андрея принимал условное участие, и всё равно Андрей невольно впитывал в себя ауру, которую распространяли картины отца, весьма приличного художника, и они, эти самые картины, нечасто, но всё же продавались, и за неплохие деньги. Вот так…

Кто показал и дал распробовать тлетворную «собачью» музыку Андрюхе, сейчас и не вспомнить. Но, послушав её, он погиб – погиб сразу и бесповоротно. И не было сомнений – идти заниматься к педагогу или нет. Выбор был сделан, и Дрон, у которого голова всё равно была впереди всего его существа, дисциплинированно играл этюды, понимая, что базис – прежде всего, и поспешать нужно неторопливо. Он мечтал собрать ансамбль, как у «битлов», но никто из тех, кто занимался с ним, не врубался в эту музыку, без которой Андрюха уже не мог жить. Был ещё Ерохин, вот только его надо перенастраивать, а пока на это не было сил. Да и уверенности, что это надо сделать именно сейчас, тоже не было. Конечно, Серёга играет не то, однако в нём был виден какой-то животный магнетизм, и Дрон понимал, что Ероха – это не просто так…

– Вот найду гитариста – и тогда уж пообщаюсь с Ерохиным, – решил для себя Андрей Брунов, откладывая разговор в долгий ящик.